Читать книгу - "Право на тебя - Анна Сафина"

– И чтоб я трусики сразу роняла, – заканчиваем мы вместе и прыскаем со смеху.

Проблема вот только в том, что у меня такой мужчина на горизонте есть. Но готова ли я и, правда, отдать свою жизнь другому человеку?

Весь день мы проводим с Юлькой, дурачимся, как в детстве, веселимся. Но каждая из нас скрывает тайны. Свою боль. Внутреннюю. Такую, что испытывает раненый зверь. С матерью я до сих пор так и не поговорила. Так что вечером, идя от подружкиного дома, собираюсь с мыслями и решаюсь.

Доезжаю до ее дома быстро, стучу, пока не передумала начинать этот сложный разговор.

– Милая? – слышится с той стороны двери, затем лязгает металл замка, – предупредила бы, я б пирог испекла.

– Все хорошо, мамуль, – как только открывается дверь, я тут же попадаю в родные объятия, – я с ночевкой.

– Хорошо, – кивает, улыбается мама, затем спешит на кухню, – пойду пока чайник поставлю.

Она выглядит неплохо. Во всяком случае, нет тех страшных синяков под глазами, бледности кожи и болезненной худобы, как после смерти отца.

Мы сидим напротив друг друга, говорим на бытовые темы, и в какой-то момент я решаюсь.

– Отец и, правда, из семьи Пархоменко? – задаю вопрос в лоб, не хожу вокруг да около.

Застаю родную врасплох. Вижу это по шокированным глазам, открытому рту буквой «о», подрагивающим пальцам. Она медленно ставит чашку чая на стол, прикрывает глаза и пару раз делает вдох-выдох.

– Кто тебе рассказал? – не отпирается, обреченно воспринимает, – Артем, да? Он ведь обещал…

Я совсем не улавливаю сути ее слов.

– Погоди, какой Артем? Юрьевич который? Начальник твой? – дожидаюсь, пока она кивнет, и в душе разгорается пожар ярости.

– Он нас сам нашел после смерти Ромы, – покачивает головой мама, лицо серое, глаза усталые, – помог с работой мне, тебе вот тоже подсобил.

Я сижу ни жива – ни мертва.

– Но я думала, это в универе постарались, – голос мой все тише и тише, – вакансию мне нашли.

– Нет, Рит, – отрицательно машет головой, – это все Пархоменко, в дань памяти отца, да, вот только слово свое не сдержал, я же просила не говорить тебе, ни к чему тебе эти склоки, знаю я их.

– А почему мы никогда не общались с ними? Неужели дед не хотел? Отец был ему все же сыном, родным, – не могла никак уместить такое в голове.

– Не знаю, знаешь ли ты, но отец твой был рожден вне брака, – сглатывает мама, не хочет ничем омрачать память отца, – воспитывался в основном одной матерью, иногда у отца бывал, конечно, но жена твоего, эм, деда, женщина…жестокая…так что Рома не любил там бывать.

– Я в курсе, мам, не тереби свои раны, прошу, – накрываю ее ладошку своей, – только вот рассказал мне все совсем другой человек.

Она смотрит на меня вопросительно, но я качаю головой. Пусть сначала сама расскажет все.

– Когда ты была маленькая, мы еще худо-бедно общение поддерживали, – не скрывает уже ничего от меня, понимает, что сундук секретов вскрыт, не утаишь ничего, – а потом отец Ромы заболел, встал вопрос о возможном наследовании его активов…

В голове сразу всплывает ужин в их доме, меня аж передергивает. Понимаю отца, решившего оборвать эту порочную родственную связь.

– А ты не думала, что не просто так этот Артем вышел на нас? – не дает покоя мне это, подтверждает его изначальный коварный план.

– Да как-то нет, – пожимает плечами мама, лицо выражает полное недоумение, – помощь его нам пришлась кстати. Ты же помнишь, что с деньгами у нас было туго, все же основной добытчик в семье был твой папа.

В конце мамин голос дрожит, на глазах выступают слезы. Я еле сдерживаюсь, чтоб и самой не пуститься в плач.

– Мам, я сказать тебе хотела, – не хочу утаивать вываленную на меня недавно информацию.

Она точно должна знать, кому так опрометчиво доверила наши жизни. И только я открываю рот, как раздается оглушительная трель дверного звонка.

– Ты кого-то ждешь? – спрашиваю, а сама хмурюсь.

– Нет, – отвечает мама и идет проверять.

Я подрываюсь следом, но не успеваю. Мама резко тянет дверь, а затем застывает.

– Витя?! – в голосе явное удивление, шок.

И я замираю с поднятой рукой, так сильно колотится мое сердце. Выражение лица мужчины совсем другое. Не то, что видела я в том доме. И на душе у меня тревожно.

Виталий стоит на пороге с цветами, что вызывает у меня странное чувство. Но мать мою он походу, действительно, знает. Приносит ее любимые каллы.

– Давно не виделись, Глаша, – черты лица у него становятся мягкие, морщинки у глаз сглаживаются.

– Очень давно, – хмурится мама, но отходит, пропуская его внутрь квартиры, – Витя, это Рита, моя…

– Мы знакомы, – не даю маме договорить, пристально смотрю на нежданного посетителя.

Мама скрещивает руки на груди, поворачивается к Виталию.

– Это ты ей рассказал всё, – не спрашивает, утверждает.

Обвиняет его в раскрытии тайны семьи.

– Вы с Романом не должны были скрывать этого, – качает головой, разувается, – можно было бы избежать многих проблем.

– Каких еще проблем? – недовольно смотрит то на меня, то на мужчину.

– Ты ей не рассказывала? – удивляется он, я отрицательно качаю головой.

– Не рассказывала что? – с подозрением смотрит на нас мама.

Я выдыхаю как-то обреченно и машу руками.

– Я собиралась выйти замуж за Антона Пархоменка, сына…

– Сына Артема, – заканчивает она за меня.

Лицо у нее становится озабоченным, взгляд тревожным. Она резко прикрывает ладонью рот, будто не может поверить.

– Такие дела, – сует ей, наконец, в руки букет Виталий, и приобнимает маму за плечи, – ну, Глаша, веди на кухню, просвещать тебя буду. Наворотили вы делов с Ромой, так что Ритке расхлебать пришлось.

Я замираю, не очень хочу вести этот неприятный разговор с мамой. Не думаю, что она готова к такой информации. Но Виталий качает мне головой. Намекает, что сам разрулит. Оснований не доверять ему нет, да и мама ему, вроде как, благоволит. Вся эта гнусная тема горьким комом оседает у меня в груди, так что я подхватываю свою легкую ветровку и обращаюсь к маме.

– Я в магазин схожу, тортика к чаю куплю, – и, не давая никому из них опомниться, выбегаю из квартиры.

Как только выхожу из подъезда, в кармане раздается звонок телефона.

– Слушаю, – впопыхах даже не смотрю, кто это.

– Где ты?

Останавливаюсь, когда слышу этот грубый голос с приятными нотками.

– Дома, – прокашливаюсь, потом отвечаю, – в