Читать книгу - "Тайный ребенок олигарха - Николь Келлер"

– Отдыхай, тебе нужно поспать.

– Постой, – совершенно не думая, как это будет выглядеть со стороны, мертвой хваткой вцепляюсь в руку Тимура. – Останься, пожалуйста. Не уходи.

Я знаю, что не имею права просить его. Знаю, что Тимур – чужой муж, и я банально сейчас краду его у Айлин.

Но эгоистично хочу почувствовать его заботу еще чуть-чуть.

Тимур отворачивается, отходит…к окну, прикрывая его, берет стул, стоящий у стены, и садится у койки максимально близко. Не сводя с меня темного взгляда, берет мою ладонь в свою, переплетая пальцы.

– Не уйду. И не собирался даже. Даже если бы ты попыталась меня прогнать. Спи, малыш.

И я послушно закрываю глаза, ощущая, как Тимур бережно целует мои пальцы.

Прости, Айлин, но сегодня он к тебе не приедет. Сегодня наш папа нам нужен больше, чем тебе.

Эмма

Так не хочется просыпаться. Мне снился потрясающий сон: как мы с Тимуром держим за руку нашего маленького Арслана и гуляем по берегу моря. На все побережье слышен детский заливистый смех, вот Арслан бежит, раскинув ручки, с радостным криком: «Папа, лови!».

Не хочу в свою реальность! Она наполнена болью, и у нее привкус пепла и разочарования…

Но едва я открываю глаза, как понимаю, что не все так плохо…

Первый, кого я вижу, – Тимур. Он так и уснул, сидя на стуле, держа меня за руку и уткнувшись головой в койку.

Осторожно высвобождаю ладонь и провожу по волосам, нежно перебирая их. Мне так хочется многое ему сказать: как было тяжело без него, как дико скучала, что наш малыш в восторге от папочки и каждый раз, слыша его голос, начинает активно шевелиться…

Я помню все то, что говорил мне Тимур в тот день в больнице. До единого слова. Как больно резал по живому, не заботясь о моих чувствах. Такое сложно забыть.

Но также мое подсознание подкидывает картинки наших недавних встреч: как Тимур смотрит на меня на вечере: жадно, голодно, с тоской. Как будто тоже скучал. Как спасает меня от Глеба там же, как выдирает из его рук, не дав случиться самому страшному. И ведь он меня искал! Поехал за мной! Называл меня малышкой и девочкой. И всю ночь просидел на этом неудобном стуле, не выпуская моей руки.

Так не поступают с теми, кто безразличен. Так не ведут себя с теми, с кем поиграли и выкинули.

И у меня появляется крохотная надежда. Маленькая, слабая, которая только пускает свои росточки…И тут же их ломает о бессердечную реальность.

Мой взгляд неосознанно падает на правую ладонь, где красуется обручальное кольцо. И я понимаю, что у нас нет никаких шансов. Что Тимур – чужой муж, и он сам выбрал в жены эту женщину. Возможно, спустя время понял, как жестоко ошибся, и, встретив меня, подумал, что судьба дает ему второй шанс. Только вот я не хочу быть запасным аэродромом. Не хочу быть лучшей после кого-то. Во мне говорит эгоистичное желание быть любимой и единственной. Что, увы, в нашем с Кадыровым случае невозможно.

– Эмма? – произносит Тимур хриплым ото сна голосом, быстро моргая и просыпаясь. – Все в порядке? Как ты себя чувствуешь?

Он вновь ловит мою ладонь и сжимает ее. Не сводя с меня взгляда, подносит ее к губам и медленно целует каждый пальчик. Мои щеки тут же окрашивает румянец, потому что это жест мне кажется гораздо интимнее, чем самый пошлый разврат. Он очень личный. Только для нас двоих.

– Все хорошо, спасибо, – отвечаю тихо, шепотом, стараясь не нарушить волшебство момента.

Но это делают за меня.

В палату бодро входит медсестра, кидая загадочный взгляд в нашу сторону и весело произносит:

– Доброе утро! Как спалось?

– Спасибо, хорошо…

– Надеюсь, не успели позавтракать? Давайте сюда вашу ручку, – не успеваю я и рта раскрыть, как девушка затягивает жгут, протирая сгиб локтя спиртовой салфеткой. – Поработайте кулачком.

– А это зачем? Что-то не так с моими анализами?

– Тшшш, спокойно, Эмма, все хорошо, – в разговор вмешивается Тимур, отвлекая меня от неприятной процедуры поглаживанием по руке и поцелуями моих пальчиков. – Я разговаривал с врачом, это стандартный анализ. Я о нем попросил. Он нужен для того, чтобы доказать, что Глеб накачал тебя дрянью. Чтобы гаденыш не смог отвертеться.

При упоминании имени бывшего я вздрагиваю.

– Спасибо, Тимур…Спасибо, что спас нас…

– Успокойся. Тебе нельзя волноваться. Больше ты о нем не вспомнишь, обещаю. Я засуну его туда, куда его всевластный папаша не доберется. Тебе больше нечего бояться.

На глаза наворачиваются слезы. Так, оказывается, здорово, когда о тебе заботятся. Уехав от родителей, я сама себя этого лишила и успела забыть об этих волшебных ощущениях.

Медсестра наполняет пробирку и молча уходит, но дверь за ней не успевает закрыться, потому что в палату уверенно входит Слава. На его лице – беспокойство и озабоченность, и они усиливаются, едва его взгляд падает на меня.

Мстислав приближается, не глядя по сторонам и не обращая внимания на Тимура, плюхается прямо на кровать с другой стороны и берет меня за руку.

– Что случилось, моя девочка? Я весь вечер не мог до тебя дозвониться, пришлось безопасников подключать, чтобы найти тебя. Как ты вообще? Как наш малыш?

Его обращение к моему, нашему с Тимуром ребенку режет слух, и волна раздражения поднимается из глубин. Я же просила так не говорить! Мне хочется выдернуть ладонь из его рук и вообще прогнать этого мужчину. Он здесь явно лишний.

В голове ураганом проносится мысль: хорошо, что я не попросила его сыграть роль отца моего ребенка. Стать моим мужчиной, пусть и фиктивным и временным. Я совершила бы огромную ошибку. Потому что Славе нет места в моей жизни. Потому что, несмотря на то, что он показывает интерес ко мне как мужчина, я ему не нужна. Иначе бы это он спас меня от Глеба, и именно он сидел бы ночь напролет у моей кровати.

И я определенно точно не его девочка. И никогда ею не буду.

– Здравствуй, Слава, – как-то насмешливо произносит Тимур, складывая руки на груди. Словно пытается показать, что никуда не собирается уходить.

Мстислав медленно поворачивается и окидывает Тимура недовольным взглядом. Во всех его движениях царит напряжение, а воздух в палате прямо искрит от переизбытка тестостерона.

Он все же протягивает ладонь для приветствия, но Тимур рассматривает ее задумчиво, как инородный предмет. Но