Читать книгу - "Фаворитка месяца - Оливия Голдсмит"

Мелочи. Если он думает о мелочах, о сущей чепухе, значит он здоров, решил Марти. Солнечные блики исчезли со складок снежно-белых простыней. Тень от ночника на стене. Вкус ломтиков банана с хлопьями.

В банном халате и шлепанцах Марти медленно подошел к окну, выходящему на красиво ухоженный сад. «Должно быть, это Япония», – подумал он. Все было настолько совершенно, настолько опрятно, что это должна была быть Япония. Но затем Марти вспомнил и отошел от окна.

Он услышал, как поворачивается в замке ключ, и увидел сиделку. Как ее имя?

– Как вы сегодня, мистер Ди Геннаро? – Она взяла поднос с остатками завтрака и пошла к двери. – Вы сегодня в отличной форме. К вам вернулся аппетит.

Сиделка закрыла и заперла за собой дверь, оставив Марти в тишине наедине со своими мыслями.

Он сел в кресло времен королевы Анны, из которого можно было видеть сад. Ах, нет. Теперь Марти был расстроен. Слезы полились из его глаз, медленно сползая по щекам. Марти часто сидел здесь, в этой чистой и тихой комнате, и плакал. Он сам не мог объяснить, почему позволяет себе плакать.

Больничную постель убирали рано, застилали пледом, вытирали пыль на сундуке в стиле Шератон и на прикроватной тумбочке. Все это делали, пока Марти принимал водные процедуры перед завтраком. Ему понравилось здешнее обслуживание. Хороший отель. Но никакие муки в мире не могут быть облегчены тем, что живешь в отличном отеле. Где бы он ни находился. Если это не Япония, может быть, это Англия? Нет. Слишком солнечно.

Марти сидел в обитом парчой кресле и плакал. Всякий раз перед началом процедур словно крошечное окошко приоткрывалось в его сознании, и Марти вспоминал. Лайла! Лайла умерла!.. И он плакал. Лайла обманывала его, вспоминал Марти, слезы лились быстрее. И Лайла была мужчиной!

Ей не надо было лгать. Марти в любом случае любил бы ее. Но это сделало его гомосексуалистом. Все-таки они могли найти выход. Они бы нашли выход. Все было бы хорошо, если бы Лайла не лгала. Лгала и умерла. Эта безобразная рифма сверлила его мозг. Ей не стоило лгать и умирать. Вместе они бы справились с этим. Но сейчас, думал Марти, они не вместе. Он стал посмешищем для всего Голливуда, и все его жалели. Эта жалость была самой болезненной для Марти. Или, возможно, мысль о том, что он больше никогда не увидит Лайлу? Нет, реальностью было то, что Марти никогда не сможет работать снова, никогда не сможет создавать красоту на экране, и это было самым тяжелым.

Лайла лгала ему. И теперь она мертва. Лгала и умерла.

Скоро должна была вернуться сиделка с пилюлями и водой. Скоро, и тогда придет конец слезам и воспоминаниям.

Обычно Марти не помнил этого. Обычно он не мог остановить свою память на прошлом. Даже когда приходила Салли. Он помнил Салли, но не мог вспомнить, как и где с ней познакомился.

И полное беспамятство, незнание того, что привело его в это место, где он жил за запертой дверью – именно это нравилось Марти.