Читать книгу - "Обольщение ангела - Патриция Грассо"

Выйдя в сад, Роберта глубоко вздохнула, любуясь красотой ночи. Молодой месяц в окружении сотен сверкающих звезд висел прямо над головой на черном бархатном небе. Вечерний туман, словно льнущий к ней любовник, покрывал Темзу и, свиваясь, наползал на ближайший берег. Ароматный дымок из прибрежных домов смешивался с морозным воздухом.

Гордон и Роберта двинулись через лужайку к реке.

Под покровом темноты Роберта не прятала свою левую руку в карман.

– Чему ты улыбаешься? – спросил Гордон, заметив усмешку, скользнувшую по ее губам. Роберта искоса взглянула на него.

– Англичане называют такую погоду зимой, – ответила она.

– По сравнению с нашей хайлендской стужей это почти что лето, – отозвался Гордон. – Посмотри-ка, дорогая, какой восхитительный месяц и звезды на небе? Но они не так красивы, как ты.

– Странно, что такой завзятый волокита сравнивает меня со столь недосягаемым предметом, как месяц, – сказала она.

– Это удивительное время года, – заметил Гордон, проигнорировав колкость. – Оно символизирует юность в лоне старости и старость в юности.

– Жизнь в смерти и смерть в жизни, – тихим голосом добавила Роберта.

– Да, дорогая, это и конец и начало годового круга, – сказал Гордон. – В древнем календаре есть так называемый Пустой день. Это двадцать третий день декабря, самый короткий день в году, когда могут произойти и происходят чудеса.

– Да ты еще и язычник! – удивилась она.

– Я люблю читать книги. А что означает твое «еще»?

– Вдобавок к тому, что ты хайлендский дикарь, – схитрила Роберта. Она знала, что ее тетка верит в старые поверья, но оказывается, что и он… А вдруг этот маркиз знаком с какой-то языческой магией?

Со своей неотразимой мальчишеской ухмылкой Гордон повернулся к ней:

– А ты очень сообразительна, дорогая.

– Тебе это нравится в женщинах?

– Нет, не очень, – поддразнил он. – Но каждый из нас должен нести свой крест в этой жизни. Так и я постепенно привыкну к твоему острому язычку.

– Очень забавно, милорд, – сказала Роберта, вздернув свой носик. Ей очень хотелось придумать какой-нибудь повод, чтобы наброситься с колкостями на него, но ее обычная сообразительность на сей раз не помогла, и в голову ничего не приходило.

Когда они подошли ближе к Темзе, нежные хлопья тумана превратились в густые стелющиеся слои. Туман обволакивал их ноги и поднимался выше к плечам.

– Я не вижу своих ног, – сказала Роберта. – Если мы пойдем дальше, то совсем исчезнем в нем.

Без всякого предупреждения Гордон обнял ее правой рукой и притянул ближе к себе.

– Я не знаю никого, с кем бы я охотнее исчез, – сказал он хриплым голосом.

– Благодарю, милорд, – иронически ответила она, – но бьюсь об заклад, что те же самые слова вы говорите всем женщинам.

Гордон просто проигнорировал ее колкий комментарий. Вместо этого он спросил:

– Итак, чем ты занималась все это время?

– Все десять лет? – переспросила она. – Ну, я росла и много путешествовала по Англии.

– Так-так, – кивнул он. – А кстати, расскажи мне о той кукле, ангел.

– Зачем тебе это нужно?

– Хотелось бы знать, в каком преступлении ты обвиняешь меня.

– Ты не понял. Ты уже признан виновным, – с дразнящей игривостью в голосе засмеялась Роберта. – В тот день, когда ты приехал в замок Данридж…

– Ты имеешь в виду тот день, когда мы поженились? – прервал Гордон.

Роберте не понравилось это уточнение, но она не стала возражать ему.

– …Ты обещал прислать мне новую куклу, как только вернешься домой. Пообещал, но так и не прислал.

– Мне было в то время пятнадцать лет, и я был порядочный шалопай. – Гордон замолчал и мягко повернул ее лицом к себе. – Ты простишь меня, дорогая?

– Я давно простила тебя. – Роберта высвободилась из его рук и снова уставилась на реку.

– Тогда почему же ты сердишься на меня? – спросил Гордон, становясь перед ней.

– Я ни разу не сказала, что сержусь, – ответила она, упрямо глядя вперед. – Дело в другом: я люблю Генри Талбота и хочу остаться в Англии.

Это признание в любви к другому мужчине рассердило Гордона.

– Давай не будем говорить о других, – суровым голосом сказал он.

– Ты можешь говорить о других женщинах, если хочешь, – возразила Роберта, искоса бросив взгляд на него. – Меня это совершенно не волнует.

– Ты пытаешься меня разозлить? – спросил Гордон, в его голосе слышалось недоверие.

Роберта мило улыбнулась ему и с невинным видом сказала:

– Меня вовсе не заботит, что ты… Не подходи слишком близко к воде.

Гордон продолжал идти и остановился только возле низенькой бровки, отделяющей набережную от воды.

– Ты слышишь меня? – в панике закричала Роберта. – Отойди подальше от воды!

Гордон повернулся и сделал несколько шагов в ее сторону. Даже в темноте видно было, какая тревога исказила ее черты.

– В чем дело, ангел?

– Я… я не люблю воду.

– Ее просто не надо бояться. Разве ты не умеешь плавать? – спросил Гордон. – Трудно в это поверить, ведь озеро Лох-Эйв омывает стены замка Данридж.

Роберта опустила голову, стараясь не встречаться с ним взглядом. При одном только упоминании этого озера волна непрошеных воспоминаний нахлынула на нее. Мысленным взором она увидела снова мертвенно-белое лицо дочери фермера. Увидела своего отца, неистово пытающегося привести в чувство девочку. И уже знакомые шепотки: «Проклятая ведьма… Чудовище озера Лох-Эйв…»

– Что-то не так? – спросил Гордон, взяв своей сильной рукой ее за локоть и повернув к себе.

– Я… я вспомнила об одной подружке, которая едва не утонула однажды, – ответила Роберта. – С того дня мне делается страшно, как только я приближаюсь к воде. А этот туман, скрывающий берег реки, действует мне на нервы.

– Тогда давай сядем на скамью под теми деревьями, и пусть туман лишь окутывает наши ноги, – предложил Гордон.

Роберта заставила себя улыбнуться и согласно кивнула.

– Ну, а теперь, милорд, расскажите мне о себе, – потребовала она, когда они шли по лужайке к каменной скамье. – Чем вы занимались все эти десять лет?

– По совету отца я, ради блага всего нашего клана, отправился ко двору, – ответил Гордон, небрежно положив руку ей на плечо, когда они сели.

Нервничая от такой непривычной мужской близости, Роберта сидела точно каменная. Она посмотрела на его руку, лежавшую словно бы случайно на ее плече, потом искоса заглянула в лицо. Маркиз казался совершенно расслабленным, словно и не замечал, что его рука обнимает ее. Кажущаяся невинность этого жеста заставила ее тоже расслабиться, и она глубоко вздохнула.