Читать книгу - "Отравительница - Виктория Холт"

Если бы дело закончилось на этом, все было бы нормально, но преследования протестантов усилились. Дю Бурга приговорили к сожжению на костре; многие стали свидетелями его казни, состоявшейся на площади Мятежников.

Протестанты роптали — Катрин не сдержала своего обещания. К какому бы сословию или партии ни принадлежали французы, они были всегда готовы обвинить итальянку.

Неспособность добиться желаемого бесила Катрин; кардинал Лоррен и герцог де Гиз последовали за двором в Блуа. Они были настороже. Катрин знала, что они пристально следят за нею.

Только дети не замечали напряжения. Король ничего не знал о происходившем вокруг него. Он наслаждался семейным счастьем. Мария тоже была счастлива: она могла танцевать, болтать и принимать всеобщее восхищение. Ее радовала роль самой красивой французской королевы; могущественные дяди Марии ухаживали за юной королевой, заботились о ней.

Карл не был счастлив. Какие причины для счастья он мог иметь? Воспитатели смущали мальчика вещами, которым они учили его. Он по-прежнему тянулся к Марии — королеве и жене брата; он хотел посвящать ей стихи и весь день играть для нее на лютне.

Генрих был счастлив общением со своими собаками и мальчиками, товарищами по играм. Это были славные, симпатичные дети королевского двора, не похожие на хулиганов повзрослей вроде Генриха де Гиза, которые постоянно говорили о драках и о том, что они будут делать, когда вырастут; друзья Генриха Валуа читали и сочиняли стихи, любили живопись и красивые вещи.

Марго была счастлива, потому что Генрих де Гиз находился в Блуа. Они гуляли вдоль берега Луары, говорили об их будущем; они решили, что когда-нибудь поженятся.

— Если меня попытаются выдать замуж за другого человека, — сказала Марго, — я уеду с тобой в Лоррен, и мы будем править им вдвоем; возможно, когда-нибудь я захвачу всю Францию и сделаю тебя королем.

Но мысль о том, что кто-то может воспротивиться их браку, показалась Генриху нелепой.

— Не говори об этом никому, дорогая Марго, но я уже беседовал с отцом.

Марго посмотрела на него.

— О нас?

Он кивнул.

— Мой отец одобряет наши намерения.

— Генрих, а если король…

— Мой отец — могущественнейший человек Франции. Если он говорит, что мы поженимся, значит, так оно и будет.

Марго подумала об отце Генриха, влиятельнейшем герцоге де Гизе, Меченом, шрам на лице которого делал его более привлекательным, потому что был получен в сражении. Многие могли бы согласиться с его сыном в том, что Франциск де Гиз являлся величайшим гражданином Франции; если он желал отдать сына в мужья Марго, девочка могла верить в то, что они действительно поженятся.

Юная пара гуляла в окрестностях замка, говоря о будущем, о дне их свадьбы, давая друг другу клятвы верности, убеждая себя в том, что никто не сможет помешать их союзу.

Франциск де Гиз созвал в замке Блуа Совет. Лицо герцога было серьезным, мрачным, но его глаза сверкали в предвкушении приключения; ничто не радовало Франциска так сильно, как перспектива схватки; чем больше крови прольется, тем лучше.

— Мадам и месье, — сказал он, обращаясь к Совету, состоявшему из молодой королевы, королевы-матери, самого монарха, кардинала Лоррена и самых влиятельных придворных. — У меня есть новость — готовится заговор. Мне сообщили об этом мои английские шпионы. Король в опасности. Планируется вооруженное восстание с целью захвата короля, королевы, королевы-матери и всех ее детей. Предатели намереваются посадить на трон нового короля, если нынешний откажется принять протестантскую веру. Как вы уже догадались, предводителями изменников являются братья Бурбоны. Они вступили в переписку с Элизабет Английской, которая обещала им помощь. Необходимо защитить короля. Мы должны охранять замок.

После этого сообщения всем было запрещено покидать замок. Для Марго и Генриха де Гиза кончились их прогулки по берегу Луары. Они не переживали из-за этого; они были счастливы, потому что находились вместе; они оба относились к числу людей, которые радуются близкой опасности. Этого нельзя было сказать о Франциске и его брате Карле. Приступы последнего участились, он кричал во сне, что его убивают; спать он ложился со страхом, что убийца притаился за шторами. Он все сильней и сильней боялся за свою жизнь, нервничал. Мать посматривала на него пристальным взглядом; ей казалось, что воспитатели влияют на Карла; она была довольна этим.

Но сейчас ей следовало переключить свои мысли с детей на более важные дела — на войну между католиками и протестантами, в которой она не хотела участвовать, разве что если это будет сулить ей личную выгоду. Порой она смеялась над людскими страстями, бушевавшими вокруг нее. Катрин было безразлично, кто одержит верх — католики или протестанты, если победитель останется покорен воле королевы-матери. Она не верила ни в католицизм, ни в протестантизм, желала бороться только за то, чтобы Валуа оставались на французском троне, в подчинении у королевы-матери.

Слушая планы сторонников де Гизов, она разрабатывала собственные.

Она тайно послала за Колиньи. Однажды она уже предала его, но чувствовала, что, подав сигнал тревоги, сможет снова провести адмирала. Как и многим прямодушным людям, ему недоставало дипломатического чутья. Она написала Колиньи, что англичане собираются напасть на французские корабли. Колиньи мог вступить в сговор с англичанами против де Гизов и католиков, но его понятия о чести заставили бы адмирала тотчас примчаться на помощь Франции; и верно, получив послание Катрин, он немедленно прибыл к ней. Катрин приняла его со слезами на глазах; она назвала себя слабой женщиной, полностью находящейся в руках де Гизов, и попросила защитить короля.

— Источник всех неприятностей — семья де Гизов, — сказал адмирал. — Единственный способ предотвратить ужасную гражданскую войну — это издать Указ о веротерпимости.

Катрин дала слово сделать все от нее зависящее, чтобы это было осуществлено; ей представлялось важным завоевать доверие протестантов, утраченное ею, когда она не выполнила своего обещания относительно встречи возле Реймса; поэтому она издала этот указ, целью которого было остановить преследования протестантов. Документ даровал им свободу вероисповедания и надежду на прощение всех еретиков, не замешанных в заговоре против королевской семьи.

Катрин чувствовала, что она неплохо справилась с щекотливой ситуацией, но через несколько дней в ее покои ворвался Франциск де Гиз; его красивое лицо со шрамом выражало решимость; он остановился перед Катрин, насмешливо глядя на нее; на его безжалостных губах играла улыбка. Королева-мать поняла, с какой силой она столкнулась, и снова испытала страх.

— Мадам, мы немедленно покидаем Блуа, — сказал он. — Я даю вам на сборы тридцать минут.

— Покидаем Блуа!

Глаза де Гиза сверкнули; тот, под которым находился шрам, слегка увлажнился. Это случалось всегда, когда Франциск испытывал сильные чувства.