Читать книгу - "Приключения новобрачных - Дженнифер Маккуистон"

Пальцы его судорожно впились в корсет. Джеймс знал, что если поднесет его к носу, то уловит запах лимона и бренди, потому что, как ему казалось, от его рубашки пахло так же. Если бы только он мог о ней забыть! Если бы только мог вычеркнуть прошлый вечер из жизни, как это бывает, когда с нами происходит нечто такое, о чем мы предпочитаем не вспоминать. Ох, если бы…

Но гордость его и состояние финансов не допускали такой возможности.

Патрик тем временем что-то бормотал себе под нос, пытаясь вдеть нитку в иголку. Джеймс, дабы скрасить томительное ожидание, вытащил планшетку из кармашка корсета и принялся вертеть ее в пальцах, надеясь отыскать хоть какое-то указание на то, где искать эту женщину. Но на изящной пластинке из слоновой кости не было имени, всего лишь тонкая гравировка в виде веточки с цветами. Джеймс вгляделся попристальнее и на нижнем краю увидел буквы – Д. Т.

Это ее инициалы? Или инициалы ее любовника?

Подумав о любовнике, Джеймс отчего-то судорожно сглотнул. Признаться, эти буквы ему ничего не давали. Он был так же далек от разгадки тайны, как и утром, при пробуждении. Неужели он ее потерял? Эта мысль причинила ему почти столь же острую боль, как и игла, которую Патрик наконец вонзил в его кожу. Джеймс был готов думать о ком угодно и о чем угодно – только бы отвлечься от боли, пронзавшей его всякий раз, когда Патрик делал стежок.

К несчастью, сознание его не желало отвлекаться ни на что – лишь на мысли о ней. И в какой-то момент он вдруг сообразил, что туман, окутывавший его память, наконец-то начал рассеиваться. Да-да, он осознал, что сейчас уже помнит больше, чем помнил прежде.

Она отчаянно, пусть и не очень умело, кокетничала в «Гусаке». Понаблюдав за ней примерно с четверть часа, Джеймс окончательно опьянел. Что опьяняло его больше – та женщина или эль, – теперь сказать трудно. Но она с такой искренней радостью и непосредственностью флиртовала с завсегдатаями заведения, что даже просто наблюдать за ней было удовольствием. Он смотрел, как она осторожно расправляла крылышки, словно только что вылупившаяся из кокона бабочка, как пробовала их в полете и как радовалась, обнаружив, что они несут ее по воздуху. Глядя на нее, он думал о том, что так, наверное, должна выглядеть фея, которая всю свою жизнь провела в темноте, в полудреме, пока однажды утром ее не разбудил солнечный луч. И она впитала в себя этот свет и сама стала светиться.

А потом как-то так получилось, что тот чудесный свет, который она источала, озарил его, и с этого момента в ее лучах купался он один – и только он один.

С огромным облегчением Джеймс осознал, что теперь узнает ее, если увидит на улице, – и это уже было достижением. Час назад он не мог этим похвастать. Когда он проснулся, воспоминания его походили на разрозненные вспышки, а теперь… Теперь все было по-другому.

И еще он помнил… движение. Да-да, она постоянно находилась в движении… Волосы же у нее были очень светлые, почти белые. Она была полна жизни, лучилась каким-то особенным внутренним светом и радостным возбуждением, и волны ее прекрасных волос рассыпались по плечам, словно не в силах были выдержать оковы шпилек. И теперь он вспомнил, как, опрокидывая очередную кружку эля, подумал: «На такой я мог бы жениться».

Но о самой церемонии он почти ничего не помнил.

А может, и не было никакого бракосочетания? В этом вопросе уверенности у него не прибавилось. Он помнил, как шутил с ней, пытаясь успокоить ее, когда она в растерянности умолкла. Кто-то отпустил на ее счет грубоватую шутку, и она решила, что ее хотели обидеть. Он тогда налил в ее пустой бокал эля из своей кружки, а потом предложил выйти за него замуж и пообещал, что всю оставшуюся жизнь будет следить, чтобы ее бокал был всегда полон.

Что ж, теперь по крайней мере у него больше не было сомнений в том, почему он ввязался в эту историю. Да-да, сейчас уже он помнил самое главное – поцелуй. Она сама бросилась к нему на шею – они для чего-то оба забрались на видавший виды старый стол в «Синем гусаке» – и прижалась губами к его губам под дружное и громкое одобрение присутствующих. Джеймс помнил, что чуть не упал от неожиданности, и помнил, что дыхание ее было на удивление вкусным. Ее запах вскружил ему голову, и он хорошо помнил свои ощущения, когда она прижалась к нему гибким телом. А потом она с удивлением вскрикнула – похоже, страстная сила их поцелуя потрясла и ее.

Джеймс судорожно сглотнул, не в силах выбраться из тисков этих воспоминаний.

– Я должен ее найти, – пробормотал он.

– Да, понимаю, – кивнул Патрик. – Я и сам бы не отказался ее…

Не раздумывая, не давая никаких оценок своим действиям, Джеймс схватил друга за ворот и, приблизив его лицо к своему, прошипел:

– Она моя жена. Фальшивая или нет – значения не имеет. Так что изволь выбирать выражения.

Патрик осторожно высвободился и, улыбнувшись, подмигнул приятелю.

– Точно так же ты повел себя ночью. Я просто хотел проверить, ты все так же в нее влюблен или уже нет. И я, пожалуй, легко отделался. А вот бедняге Макрори повезло меньше. По твоей милости он лишился двух передних зубов.

При напоминании о нанесенном мяснику увечье Джеймс виновато опустил голову. Патрик же вновь принялся штопать скальп приятеля. Сейчас Джеймс начинал вспоминать кое-какие подробности вчерашней драки. Он помнил хруст под своим кулаком и помнил, какое тогда испытал удовлетворение. Он также вспомнил отчаянный женский вопль, звон стекла и треск дерева. И, конечно, он помнил, как ему стало стыдно, когда Макрори выплюнул вместе с кровью зубы.

Но до сих пор ему никто не говорил, зачем он это сделал. Неужели он вчера подрался с мясником из-за девушки?

– Почему я его ударил? – спросил Джеймс.

Патрик пожал плечами, хотя это не стоит делать, когда зашиваешь кому-то голову.

– Черт его знает… Думаю, он сказал что-то насчет девушки, и тебе это не понравилось. Ты разом переменился в лице и набросился на него с кулаками. Я, признаться, никогда прежде не видел тебя таким.

Джеймс поморщился от боли. Думать о чем-то, когда тебе зашивает голову ветеринар, впервые взявшийся лечить человека, довольно затруднительно. И все же Маккензи пытался подвергнуть анализу столь не характерный для него поступок, как нападение на мясника, в сущности, не сделавшего ему ничего плохого. Конечно, нельзя сказать, что импульсивность была совсем не свойственна Джеймсу, но всю сознательную жизнь он работал над собой и вроде бы научился контролировать свои эмоции. К тому же, начав юридическую практику в Мореге, он делал все возможное, чтобы создать себе хорошую репутацию. Джеймс был уверен, что ошибки юности остались в прошлом и уже ничто не заставит его вновь прибегнуть к насилию.

Но все его усилия пошли прахом из-за какой-то лживой бабенки. Не исключено, что она с самого начала планировала его обокрасть – с того самого момента, как плюхнулась к нему на колени и поняла, что в кармане его сюртука лежит пухлый бумажник. И если Джеймс желает, чтобы свершилось правосудие, какое ему дело, что о ней думает Патрик?