Читать книгу - "Его Искушение - Анна Гур"

Прикрываю веки, скрываю свои слезы и ощущаю ласку вместе с суровым приказом:

— Не закрывай глаза, Аврора. Ты будешь видеть все, что я буду с тобой делать.

Закидывает мои сплетенные лентой руки на свою шею. Мой удивленный возглас гаснет в поцелуе и меня лишают свободы, опутывают, я начинаю парить, а точнее, это Иван берет меня на руки, как пушинку, и несет, не прекращая терзать мой рот.

Кислород заканчивается, единственная мысль пульсирует, вспыхивает ярко — мне предстоит узнать, каково это — быть отданной на одну ночь безумному горячему мужчине.

Меня несут по коридору, темп шага быстрый, ровный, оторвавшись от меня, он смотрит вперед, но я все равно опускаю голову, жмурюсь, позволяю прядям упасть на лицо, чтобы спрятаться.

Иван пролетает по лестницам, а я не пытаюсь убрать связанные лентой руки с мощной шеи, не думаю, почему инстинктивно прижимаюсь к опасному мужчине.

Хлопок двери за спиной.

Но я все еще не решаюсь открыть глаза. Чувствую, что меня сажают на что-то шелковое, мягкое.

Кровать…

На мгновение меня отпускают, резко вскакиваю, распахиваю глаза и встречаюсь взглядом с Кровавым. Он застыл в шаге от меня.

Все подсознательно кажется, что меня не хотят пугать, дают время, чтобы свыкнуться и принять неоспоримость последствий моей встречи с Кацем.

Поднимает руку, отводит мои волосы за спину, проводит по золотой пряди, присматривается.

Мы с ним на контрасте. Его смуглость. Моя бледная кожа и яркие черты. Его белесая шевелюра и мои волосы цвета червонного золота, как всегда говорила мама.

— Рора, милая, у тебя локоны в цвет моего обручального кольца… чистый червонец…

Мысль о маме заставляет в глазах защипать. Слезы скапливаются на дне. Жгут. Но я не плачу.

Горячие подушечки пальцев проходятся по лицу и трогают пушистые ресницы.

— Такая естественная, натуральная… и такая…

Замолкает. Светлые глаза темнеют, а молния за окном освещает жесткое лицо.

Почему мне чудится, что мужчина в бешенстве, готов меня разодрать голыми руками?! Будто я совершила нечто столь ужасное, что только адовый самоконтроль не позволяет зверю сдвинуться и приступить к наказанию.

Наклоняет голову, тянет ноздрями воздух.

— Брусника… Кровавая сладость, что растекается по губам и языку.

Опять вспоминает ягоду, а сам, как одержимый, все пропускает мои золотистые пряди между пальцами, ласкает как-то нежно и опять тянет воздух носом, принюхивается, как самый настоящий зверь:

— От тебя пахнет прошлым…

Порываюсь отпрянуть и вскрикиваю, потому что прядь он не отпускает, зажимает в кулаке, а я смотрю на его огромную руку, на длинные пальцы с выделяющимися косточками.

Красив. С каждой секундой я подпадаю под эту странную тягу. Разглядываю могучего русского.

Погода за окном сходит с ума, настоящий шторм пришел в штат и мне кажется, что стекла не выдержат такого натиска, как и я не справлюсь с порывом этого мужчины, который вбивает меня в свою покатую широкую грудь с порослью волос и обжигает кончики моих пальцев своим жаром.

— Я просто хотела помочь… Отпустите меня, пожалуйста, господин Кац.

Взгляд вспыхивает. Это лицо обманчиво спокойно.

Он не пощадит.

— Нет, — безапелляционно как-то, жестко.

Нечего надеяться разжалобить, он — стена. Непоколебимый в своих решениях.

Кровавому не отказывают.

На перемотке противный голос Ридли, заставляющий сцепить зубы.

Я сегодня отказала. Дважды. Пыталась бежать и заехала по черепу.

Может, чудо вообще, что еще жива, а не кормлю рыб в его озере.

— Красивая… какая же ты красивая…

Эта фраза… Он ее проговаривает странно. В возбужденном голосе проскальзывает яркий акцент.

Слух режет еще одно незнакомое слово. Не понимаю.

— Что?! — спрашиваю, кажется, что слышу что-то важное, но мне не отвечают.

Вдавливает меня в себя все сильнее. На ощупь он как гранит, и я смотрю на выемку под широкой шеей, рассматриваю выделяющийся кадык, замечаю, как он дергается, когда Иван произносит густым, севшим голосом: