Читать книгу - "Потерянные сердца - Эми Хармон"

– Они топчут священные захоронения наших предков. Повозки идут прямо по ним – остаются следы колес.

– Один дает обещание, мы заключаем договор, потом приходит другой и нарушает его.

Их гнев почти осязаем, а глаза братьев злобно смотрят на меня, будто это я во всем виноват. Я рад, что мне выпало говорить со стариками. Боюсь, Собачий Клык и его воины выгнали бы меня взашей. Или вовсе прирезали.

– Скажи ему, что мы останемся здесь, – объявляет один из братьев.

– Пусть стреляет по сиу из своей пушки. Мы с ними сражаться не хотим, – добавляет второй.

– Я скажу ему, – обещаю я, хотя и знаю, что это бесполезно.

В деревню явится кто-нибудь другой и снова потребует, чтобы пауни перенесли деревню, но только отказа он не примет. Я говорю, что в деревню придет повозка с кукурузой и мукой, подарок от капитана Демпси, но на этот раз они не поднимают головы, когда я встаю. Чарли выходит из хижины вслед за мной. Когда мои глаза привыкают к дневному свету, я замечаю, что деревня вновь ожила, словно старики и дым от их огня призвали людей обратно. Кукурузу и муку из Форт-Кирни уже привезли, и женщины разгружают повозку. Увидев меня, они настороженно останавливаются. Я обращаюсь к ним на пауни и спрашиваю, чего еще им не хватает. Их глаза широко раскрываются от удивления, как всегда бывает, когда оказывается, что я знаю этот язык. Но в ответ женщины лишь презрительно фыркают.

– А что, ты добудешь нам все, что нужно, получеловек? – говорит одна.

«Получеловек». Это что-то новенькое. Обычно меня называют просто полукровкой. Меня достаточно часто выгоняли из маминой деревни, чтобы я усвоил, что индейцы рады мне не больше, чем люди вроде Лоуренса Колдуэлла. Глупо было обращаться к ним с подобными вопросами. Я не могу ни помочь им, ни дать им все необходимое.

Чарли тянет меня за руку:

– Вы сможете добраться до форта, мистер Лоури? Или мне сбегать с вами?

– Я сам справлюсь, Чарли.

Он сжимает мое плечо, серьезно глядя на меня.

– Спасибо, что разрешили прокатиться на вашей лошади. Хороший был день. Надеюсь, мы еще увидимся.

Я киваю:

– Я бы тоже этого хотел.

– И еще надеюсь, что вы не собьетесь с пути, – добавляет Чарли.

Только оставив деревню позади и глядя на воды Платта и бесконечные прерии, я задумываюсь о том, что он, возможно, говорил вовсе не о дороге до форта.

* * *

Я возвращаюсь к капитану Демпси, который, судя по всему, не удивлен исходом переговоров. Вздохнув, он делает запись в журнале, как будто ведет счет попыткам мирного устранения пауни. Потом я пишу два письма – отцу и Дженни – и отдаю их трапперу, который обещает доставить почту в Сент-Джо. Я не знаю, зачем пишу каждому по отдельности, полагаю, они все равно покажут письма друг другу, но с отцом никогда нельзя знать наверняка, да и говорю я с ними по-разному. Отцу я сообщаю о состоянии мулов и о том, как капитан Демпси отозвался об их качестве, размере и нраве. Также я упоминаю замечание капитана о том, что хорошие, послушные ослы-производители пользуются большим спросом и что я смогу предложить их для случки в любом форте отсюда до самой Калифорнии. Горшок и Котелок принадлежат мне, хотя контракт на поставку мулов оформлен на моего отца. Я не расписываю детали сделки, только говорю, что оплата в полном размере поступит на его счет в Сент-Джо. Затем я сообщаю ему, что не вернусь домой.

Я не рассказываю ему о Наоми Мэй и ее рисунках. Упомянуть о ней – все равно что признать, что это из-за нее я не могу повернуть обратно. Поэтому я просто пишу, что пошлю весточку из Форт-Ларами, Форт-Бриджера и когда доберусь до конечной цели своего путешествия. Я заверяю его, что у меня много денег; я никогда не пускаюсь в дальнюю дорогу без средств. Я слишком боюсь, что непредвиденные обстоятельства застанут меня врасплох и бросят на произвол судьбы в жестоком мире. Я слишком боюсь остаться в полном одиночестве. Письмо я подписываю просто своим именем.

В письме к Дженни я сообщаю, что Эбботт в добром здравии и что это он захотел, чтобы я сопровождал его до самой Калифорнии. Я пишу, что правительство раздает землю в Орегоне. Таким образом они хотят заманить переселенцев на новые территории: триста двадцать акров неженатым, шестьсот сорок – тем, у кого есть семья. Я не знаю, дадут ли землю индейцу. Может, только половину обещанного. Может, я обоснуюсь в Орегоне.

Я не знаю, поверят ли Дженни с отцом в мои рассуждения о земле. Она меня никогда не интересовала, как и фермерство, и даже простор меня не манил, хотя, полагаю, мне он понравится. Но они знают, что для счастья мне нужно несколько мулов, дюжина хороших кобыл и несколько мамонтовых ослов, которые не воротят нос от лошадиного зада. Я разбираюсь в разведении мулов и всегда чувствовал, что между мной и этими животными есть какое-то духовное родство. Они не могут размножаться: мул никогда не продолжит свою родословную. Не будет никаких потомков и новых поколений. Каждый из них единственный в своем роде. Рожденные от матери и отца, которые не подходят друг другу, мулы созданы для тяжелой работы, и это все. Мне не нужно искать свое место среди людей, вопреки уверенности отца. Мулы мне ближе, чем люди.

Я не рассказываю Дженни о смертях и тяготах путешествия. Я не говорю о холере и о том, какого цвета глаза у Наоми. Не упоминаю о деревне пауни, об их нелегкой жизни и о том, какое отчаяние испытал, увидев все это. Я просто пишу, что жив и здоров, и заканчиваю письмо последними словами, которые услышал от нее: любовь – это единственное, что стоит страданий. И если я хоть сколько-нибудь знаю Дженни, она прочтет между строк. И поймет, что я встретил ту, с кем не могу расстаться.

Я не знаю, люблю ли я Наоми… Пока я не уверен. Мне кажется, что люди слишком легко начинают говорить о любви и сразу же бросаются в погоню за ней. Я к этому еще не готов, но я уже на полпути. Она словно точка на горизонте – нечто далекое и неизведанное, и я неотрывно смотрю на нее, пытаясь понять, что передо мной. Обычно мулы мне нравятся больше, чем люди… Но Наоми Мэй – это совсем другое дело.