Читать книгу - "Скажи пчелам, что меня больше нет - Диана Гэблдон"

на мгновение замерла, вглядываясь в темноту; потом ее глаза отыскали Йена, и она улыбнулась, прочтя на его лице то, что хотела. Улыбка лишь слегка угасла, когда Рэйчел повернулась к Эмили, и на мгновение совсем исчезла, когда Йен рассказал о Тотисе. Она сглотнула, и Йен представил, как жена обращается к своему внутреннему свету.

— Да, конечно, — заверила она Эмили и с потеплевшим взглядом повернулась к мальчику. — Он навсегда останется твоим сыном, но для меня большая честь, что он будет и моим тоже. Я обязательно накормлю его у своего очага — мальчик ни в чем не будет нуждаться.

Йен вдохнул полной грудью; стянувшийся в животе узел ослаб. Тотис с любопытством и без страха смотрел на Рэйчел, потом перевел взгляд на мать; та кивнула. Тогда мальчик приблизился к Рэйчел, взял ее за руку и поцеловал ладонь.

— Ох, — тихо произнесла Рэйчел, погладив ребенка по голове.

— Тотис, — позвала Эмили. Он повернулся и подошел к матери. Она крепко обняла и поцеловала его в макушку. Йен увидел сверкнувшие слезы, которые Эмили не прольет, пока сын не уйдет по-настоящему. — Дай ему сейчас, — прошептала она на мохоке и указала подбородком на Йена.

Йен был слишком поглощен разговором и воспоминаниями, чтобы обращать внимание на обстановку в закутке, но когда Тотис кивнул и побежал к большой корзине с крышкой, наполовину скрытой в нише, он внезапно понял, что в ней.

— Вставай! — сказал Тотис, сдвинув крышку и наклонившись к корзине. Из глубины донеслась тихая возня и долгий, похожий на скрип звук зевоты. А потом Тотис встал с большим серым пушистым щенком на руках и с широкой улыбкой, в которой не хватало двух зубов.

— Один из многочисленных внуков твоего волка, Огвахо, йататеконах, — сообщила Эмили, улыбаясь под стать сыну. — Мы подумали, тебе снова нужен компаньон. Ну же, — подбодрила она Тотиса. — Дай ему.

По-прежнему улыбающийся Тотис обратил взгляд на Йена. Однако, подойдя ближе, он повернулся к Огги и поднял щенка со словами: «Он твой, мой брат». Мальчик говорил на мохоке, но Огги понял жест, если не сами слова, и с радостным визгом выгнулся в руках у Рэйчел, изъявляя желание потрогать собаку. Йен схватил сына и сел с ним на пол. Тотис отпустил извивающегося щенка. Тот прыгнул на Огги и начал топтать его лапами, облизывать лицо и вилять хвостом одновременно. Огги не плакал, а хихикал, брыкался ногами и визжал в отсветах костра. Тотис не выдержал и присоединился к потасовке, смеясь и толкаясь.

На мгновение вид у Эмили сделался потерянный, но когда Йен сказал: «Спасибо тебе», она снова улыбнулась.

— Итак, — произнесла женщина, — ты назвал моего сына. Позволь мне сделать то же самое для твоего.

Эмили говорила со всей серьезностью, по-английски, переводя взгляд с лица Йена на лицо Рэйчел и обратно.

Йен ощутил напряжение жены и испугался: вдруг это уже слишком для ее внутреннего света? В жарком воздухе длинного дома синяя краска начала оплывать с ее лица вместе с потом, расползаясь по щекам маленькими голубыми потеками и капельками, будто пустившая ростки лоза. Рэйчел открыла рот, но не смогла вымолвить ни слова. Она лишь расправила плечи и кивнула Эмили, которая серьезно кивнула в ответ, прежде чем обратить свое внимание на Огги.

— Нарекаю его Хантером[235], — сказала она.

И под лозой на лице Рэйчел медленно расцвела улыбка.

88

В которой ситуация не проясняется

Йен отклонил приглашение остаться на ночь в длинном доме, к явному облегчению Рэйчел. Он сжал ее ладонь и, когда никто не смотрел, поднес к губам.

— Tapadh leat, mo bhean, mo ghaol[236], — прошептал он.

Рэйчел немного понимала по-гэльски; напряжение спало с ее раскрашенного синим и белым лица, и оно вновь сделалось миловидным.

Сжав ладонь мужа в ответ, она прошептала:

— Хантер Джеймс… и как там на мохоке будет Маленький Волк?

— Остонха Огвахо, — сказал он. — Решено.

Йен повернулся, чтобы попрощаться.

Тотиса оставили с матерью до отъезда Мюрреев в Ридж, поэтому в дом Джозефа Бранта они возвращались втроем в своей повозке, окутанные холодной вечерней тишиной. Буря миновала, и легкий снег растаял; в свете луны перед ними тянулась раскисшая от грязи дорога.

Йен еще раз поблагодарил Рэйчел за согласие взять Тотиса, но она только покачала головой.

— Я выросла сиротой в доме людей, приютивших меня из долга, а не из любви. Хотя какое-то время рядом был Дензил, я больше всего на свете хотела иметь большую семью, свою собственную. И все еще хочу. Кроме того, — будто бы невзначай добавила она, — как я могу его не любить? Он похож на тебя. У тебя есть чистый носовой платок? Боюсь, краска течет у меня по шее.

Дом словно ждал гостей: во всех окнах горел свет, а из трубы вылетали искры.

— Как думаешь, Сильвия с дочерьми уже приехали? — спросила Рэйчел. — Я про них совсем забыла.

Йен почувствовал, как у него екнуло сердце. Он тоже про них забыл.

— Думаю, да. Однако дом все еще стоит. Полагаю, это хороший знак.

* * *

Похоже, все собрались в задней части дома; вдалеке звучали разговоры и смех, в воздухе аппетитно пахло ужином, но поблизости не было никого, кроме впустившей их служанки.

Рэйчел попросила мужа извиниться за нее; ей хотелось лишь накормить Огги (который всю дорогу домой спал у нее на руках, как маленькое увесистое полено, а теперь подал признаки жизни) и лечь в постель.

— Послать к тебе кухарку с чем-нибудь съестным? Я чую запах жареного лосося и грибов.

— Грибы ты учуешь, только если они окажутся у тебя под носом. — Она зевнула. — И да, будь добр.

Когда Рэйчел ушла наверх, Йен повернулся, чтобы пойти и сообщить об их прибытии. Однако тут услышал шаги на лестничной площадке и, обернувшись, увидел Сильвию с Пруденс и Пейшенс. Безукоризненно опрятные, в чепцах и с туго заплетенными косами, они так и сияли.

— Рад встрече, Друзья, — улыбнулся Йен девочкам, и те пожелали ему доброго вечера, однако все трое явно пребывали в смятении.

— Я могу чем-то помочь? — тихо спросил Йен у подошедшей Сильвии. Она покачала головой, хотя от него не укрылось, что женщина натянута как струна.

— Все хорошо. — Она нервно сглотнула, все еще крепко сжимая фалду юбки. — Мы… собираемся встретиться с Габриэлем. В гостиной.

Пейшенс и Пруденс изо всех сил старались держаться с подобающим приличием, но было видно, что они кипят от возбуждения, смешанного с боязливостью.