Читать книгу - "Замок на скале - Симона Вилар"

Темные глаза монаха странно блеснули, он взглянул на меч на бедре Майсгрейва.

– А если я присягну, что никто ничего не узнает?

Оба понимали, о чем идет речь.

– Мне очень жаль, но я поклялся, что никто из тех, кто опознает принцессу Уэльскую, не уйдет живым из этих мест.

Майсгрейв медленно обнажил меч, однако, прежде чем он успел среагировать, монах сбил его с лошади сильнейшим ударом дубины. Гроза Чевиотских гор, соратник короля Эдуарда, барахтался в болотной жиже, а отец Мартин стоял над ним, приставив к его горлу его же собственный меч, потерянный при падении.

– Напав на слугу Божьего, вы совершили святотатство. К тому же вы нарушили и долг человеческой благодарности. И я не совершу греха, прикончив вас сейчас.

Но он не убил Филипа, а вогнал меч в кочку и отправился ловить отбежавшего в сторону Кумира. Когда он вернулся, барон стоял, оттирая грязь, а его меч по-прежнему торчал из мха.

– Но вот вопрос, могущественный барон, – усмехнулся монах. – Отчего вы не исполнили свою клятву, воткнув меч мне в спину?

Лицо Майсгрейва потемнело от прихлынувшей крови. Он не ответил, а через мгновение вдруг рассмеялся и спросил, сколько святому отцу лет.

– Тридцать восемь, милостью Божией, – отвечал тот, несколько обескураженный.

Рыцарь кивнул.

– Я на семь лет моложе вас, а вы свалили меня так, как не удавалось никому из моих врагов. Так кто же вы, святой отец, – монах, лекарь или воин?

– Я немало бродил по свету, и жизнь многому научила меня.

– Аминь. Но у вас уже седые виски, отец Мартин, а вы все еще собираете милостыню во славу святого Доминика. Не пора ли обрести пристанище? Я предлагаю честную сделку – раз вы прибыли в Нейуорт и невольно узнали нашу тайну, так и оставайтесь здесь навсегда. Наш приходский священник умер, и вы не хуже него справитесь с его обязанностями. Будьте замковым капелланом, а я, когда поеду в Йорк, попрошу епископа, чтобы он закрепил за вами здешний приход.

Назад они возвращались вместе. Монах восседал на крупе Кумира позади барона. По дороге он поведал Майсгрейву, что короткое время служил в лечебнице при соборе в Кентербери и там видел принцессу Уэльскую. Как-то ей стало дурно в больнице, и он велел подать ей отвара из мяты.

Так в Нейуорте появился капеллан, который оказался подлинной находкой для замка. Он служил мессы, посещал больных и помогал Анне вести хозяйство, составляя, как должно, бумаги и проверяя счета. И хотя, в отличие от Анны, он так и не избавился от южноанглийского выговора, скоро в долине Ридсдейла его стали считать своим, словно он тут и родился.

Именно он посоветовал баронессе заняться самым прибыльным делом в Англии – разведением овец. И хотя Филип сказал, что из этого ничего не выйдет, так как в Нортумберленде исстари заведено пасти на торфяных пустошах не овец, а крупный рогатый скот и лошадей, южане – Анна и отец Мартин, знавшие, какую прибыль дает шерсть тонкорунной овцы, ни за что не хотели сдаваться и в конце концов оказались правы.

Прибыль от их нововведений превзошла всякие ожидания, даже сам Майсгрейв загорелся этим делом, перестав искать добавочный доход для поместья в угоне скота у шотландских соседей и начав строже охранять собственные владения, где теперь на склонах и в долинах паслось это живое золото – породистые овцы…

За эти годы замок пережил не одну пограничную войну, не одну осаду. У них появились друзья в округе, которых они принимали в Нейуорте и навещали сами. Граф Нортумберленд благоволил Майсгрейвам. И когда теперь Анна оглядывала свой богатый покой, сравнивая его с прежним, она испытывала спокойное удовлетворение, мысленно благодаря Пречистую Деву за то, что ее судьба сложилась так, а не иначе, и что Провидение было к ней столь милостиво, несмотря на все перенесенные испытания.

Звон колоколов заставил ее вернуться к действительности. Звонили в церкви Святого Катберта, а значит, отец Мартин вернулся и будет служить мессу в долине. Она отпустила девушек, а сама замешкалась, складывая перья и запирая медные застежки на книге. Что ж, придется заняться записями после обеда. Хорошо, что капеллан здесь, он поможет ей составить списки необходимого.

При мысли об отце Мартине Анна подумала и о Молли. В последнее время ей стало казаться, что ее камеристка как-то чересчур печется о рослом священнике, да и поглядывает на него по-особому. Ох, эта Молли! Сначала нищий дворянин, а теперь вот еще и священник… Поистине загадочная женщина.

Анна встала, сладко потягиваясь, но тут же, почувствовав на себе чей-то взгляд, стремительно оглянулась. В проеме открытой двери стоял герцог Бэкингем. Он улыбнулся леди Майсгрейв, блеснув сахарно-белыми зубами, и, войдя, притворил за собой дверь.

В первое мгновение Анна растерялась и, досадуя на себя, залилась румянцем. Потом опомнилась и, подхватив платье, присела в плавном реверансе и оставалась так, пока Генри Стаффорд не приблизился и не взял ее руку, заставив выпрямиться.

– Я всегда любуюсь вашей грацией, баронесса. Можно решить, что вас учили делать реверанс в покоях Вестминстера.

Он осторожно прижал ее пальцы к губам, но задержал их дольше, чем это было позволительно. При этом он не сводил с Анны своих синих глаз.

Баронесса вскинула голову:

– Чем обязана вашей светлости? Вы уделяете мне столько внимания.

– Только красота, ваша красота, баронесса. Я давно хотел побеседовать с вами.

Теперь они стояли рядом, глядя друг другу в глаза. Генри увидел, как бровь Анны вопросительно приподнялась. Это придало ее лицу насмешливое и надменное выражение, но он решил не отступать.

– Я давно хотел поговорить с вами, леди Анна, но языком более нежным, чем язык простой учтивости…

– Вы ошибаетесь, милорд, вы вовсе не этого хотели, – спокойно оборвала она его и снисходительно вздохнула. – Вы наш гость, сэр Генри, и вы потомок одного из достойнейших родов старой Англии. И я никогда не поверю, что в вас так мало порядочности и благородства, чтобы поступить бесчестно с человеком, который оказал вам гостеприимство, с человеком, который спас вас, рискуя жизнью, когда вы были на грани гибели.

Она смотрела на него в упор и видела, как опускаются его длинные ресницы, а щеки медленно заливает темная краска стыда. Он выпустил ее руку.

– Благодарю, мадам. Вы еще раз спасли меня…

Герцог хотел что-то добавить, но промолчал. Его вдруг охватил такой мучительный стыд, что он едва сдержался, чтобы не выдать этого. Но Анна, видимо, все же поняла его.

– Простите, если поневоле была с вами резка, – сказала она, уже гораздо мягче, своим чарующим низким голосом. – Однако самые сильные лекарства часто бывают и самыми неприятными на вкус.

Она прошла мимо него. Генри уловил легкий аромат ее духов, благоухавших цветами апельсинового дерева, и тоскливая боль пронзила его.

«Мне пора уезжать отсюда, – подумал герцог Бэкингем. – И чем скорее удастся это сделать, тем в большей сохранности останется мое сердце».