Читать книгу - "Кристалл Авроры - Анна Берсенева"

Один из приземистых бросился доставать букет из лужи, а второй схватил ее за руку. Она не вскрикнула, но ситуация была так очевидна, что призывы о помощи Леониду и не требовались.

Он не был записным драчуном даже в детстве, но все-таки детство его прошло не в пажеском корпусе и кое-какие навыки самозащиты у него имелись. Да и не надо было никаких особых навыков, чтобы левой рукой схватить приземистого типа за хлястик короткого пальто и, отшвырнув таким образом в сторону, тут же ударить правой в подбородок. Такой удар, особенно неожиданный, вывел бы из строя любого; это и произошло.

Но произошло лишь с первым, а был еще второй, о нем Леонид тоже помнил, вернее, подразумевал его существование, и не столько разумом, сколько нервными окончаниями. Когда этот второй бросился на него справа, он качнулся вперед так, чтобы его плечо оказалось между нападающим и девушкой, и едва тот налетел на его плечо, сразу же повторил удар снизу вверх под подбородок, благо, возясь с букетом, второй не заметил, от чего упал первый.

Все это, может, и производило эффектное впечатление, но Леонид знал, что эффект будет недолгим. Не убил же он этих крепких мужичков, сейчас оба поднимутся на ноги и начнут действовать слаженно, и уже с пониманием ситуации.

В общем, мешкать не следовало. Ленид схватил девушку за руку. Он боялся, что она вырвется – с какой стати ей следовать за каким-то неизвестным человеком, как она может быть уверена, что он лучше этих двоих? – и они потеряют из-за этого драгоценные секунды. Но она не стала сопротивляться, а, не произнеся ни слова, побежала вместе с ним вниз по Рождественскому бульвару.

То, что почти в каждом доме был трактир или пивная, оказалось кстати: на тротуаре толпились входящие и выходящие посетители, и Леонид с его неожиданной спутницей смешивались с ними.

– Прошу вас, – сказал он, наконец открывая перед нею дверь своего парадного.

Она помедлила мгновенье, но вошла.

Лампочки внизу давно были вывинчены, до третьего этажа, где начиналось тусклое освещение, пришлось подниматься в полной темноте, но, оглядываясь, Леонид видел, как блестят ее глаза. Удивительным образом они блестели, без источника внешнего света.

– Мне кажется, вам лучше переждать некоторое время у меня, – сказал Леонид. – Потом я провожу вас домой, если позволите.

– Зачем вы это сделали? – с досадой произнесла она.

– Что сделал? – не понял он.

– Ах, уже неважно! – Она взглянула на дверь его квартиры так сердито, будто та была в чем-то виновата. – Пойдемте, деваться теперь некуда.

Он отпер дверь, и они вошли.

Квартира, в которой Леонид вскоре после выпуска из ВХУТЕМАСа получил, как счастливый лотерейный билет, комнату, была самой обычной московской коммуналкой, то есть состояла из пятнадцати комнат и длинного коридора, завершающегося довольно просторной кухней. Вернее, квартиру эту можно было считать даже не обычной, а особенно удобной, потому что все комнаты были отдельные, не образовывали анфиладу, и не приходилось, следовательно, как в других коммуналках, подолгу топтаться в выстуженной прихожей, дожидаясь, пока жилец первой проходной комнаты откроет дверь и позволит пройти через свое обиталище дальше.

До сегодняшнего вечера он именно так и считал – что жилищные условия у него вполне сносные. Но войдя в квартиру вместе с этой девушкой, а она была не первой девушкой, с которой он сюда входил, Леонид вдруг устыдился убожества своего жилья – тусклой голой лампочки, освещающей коридор, корзин, сундуков, разнообразного хлама у каждой двери, сырости, не выветривающейся после вечной чьей-нибудь стирки, угарного чада, исходящего от угольных утюгов после вечной же глажки…

Он покосился на свою спутницу, благо свет, хоть и тусклый, позволял ее теперь рассмотреть. Она вовсе не напоминала Принцессу на горошине, такую, которая была нарисована в его детской книжке сказок Андерсена. Неизвестно, какой она бывала обычно, но сейчас явно сердилась, это выражение было особенно заметно в правильных чертах ее лица. Ему стало неловко, и он поспешил открыть дверь в свою комнату.

За два года Леонид ничем не приукрасил свое жилище, это тоже стало для него очевидно лишь теперь, и он устыдился этого, потому что спартанская скудность обстановки показалась ему свидетельством скудности собственной личности. Никогда ему такое даже в голову не приходило, и вот поди ж ты!

Она прошла в комнату, огляделась. Усмехнулась? Он рассердился на себя за такую подозрительность. Чего ему стесняться? Чисто в комнате, и довольно.

– Располагайтесь, пожалуйста, – сказал он. И, спохватившись, представился: – Леонид Федорович Гербольд.

Он ожидал, что она назовет свое имя, но вместо этого девушка сказала:

– Необычная фамилия. Что она означает?

– Понятия не имею. – Леонид пожал плечами. – Происходит от древних воинов, насколько мне известно, новгородских или псковских. Я сам из Пскова. А вас как зовут? – после ее бесцеремонного вопроса счел возможным поинтересоваться он.

– Донка, – ответила она.

– Как, простите? Донна…

– Не донна. – Она покачала головой, глаза блеснули, но уже не сердито, а лукаво. – Донка.

– А… по отчеству? – с глупой растерянностью спросил Леонид.

– Можно просто Донка. Это мое полное имя.

Теперь уже было видно, что она сдерживает смех, и он не понимал, что это означает. Дразнит его, что ли? Но даже если так – в ее смеющихся глазах сверкала жизнь и было такое обаяние, что все остальное не имело значения.

– Мне кажется, вам стоит побыть здесь хотя бы час, – сказал Леонид. – Могу предложить чаю. Или вина, – добавил он, вспомнив о «Телиани» и сразу же о том, что к вину нет ни конфет, ни фруктов, ни хоть булки, что ли.

– Не надо.

Она все-таки сняла пальто, и Леонид взял его из ее рук вместе с большой сумкой, в которой, вероятно, лежали сценические костюмы. Он тут же вспомнил эстраду, на которой она пела и плясала в клубах дыма, и поразился тому, как это могло быть. Невозможным казалось соединить ее глаза, и плечи, и волны ярко-русых волос на плечах с тем дымом, и шумом, и пьяными выкриками.

– Вы прекрасно пели, – сказал он.

Банальность собственных слов раздосадовала его, она была вызвана смятением, непривычным для него состоянием. Но Донка не усмехнулась, как он ожидал, не поморщилась, а сказала, глядя на него прямым взглядом:

– Благодарю вас. Я видела, как вы слушали.

Прямота ее взгляда развеяла его смятение, и он спросил:

– Отчего вы рассердились на меня?

– Ах, не на вас! – махнула рукой она. – Только на то, что вы вмешались.

– Но я…

Леонид хотел сказать, что в той ситуации невозможно было не вмешаться, потому что ей угрожала настоящая опасность, но она перебила его:

– Я ценю ваше благородство, оно избавило меня от унижения. Но оно же и лишило меня работы, совершенно лишило, а значит, к унижению я все равно приду, только чуть позже. Не намного позже, думаю.