Читать книгу - "Леди Макбет Маркелова переулка - Вера Колочкова"

– Да, Надь. Забери Никитку, если тебе не трудно. Что-то я не в себе… Голова совсем разболелась…

– Ага! Никитушка, ты где? – ласково крикнула Надя в глубь дома. – Пойдем, миленький, к нам в гости. Танюшке нынче новую книжку со сказками купили. Пойдем, дядя Леня вам почитает… Аккурат скоро и спать ложиться, пойдем… Я тебя в одной комнате с Танюшкой положу.

Проводив сына, Катя уселась на диван, поджав под себя ноги. На душе было смутно, хотелось чего-то… Непонятно, чего. Чтобы по голове погладили, как маленькую девочку, шепнули на ухо – не бойся, милая, все уладится…

Господи, глупости какие. Прихоти беременные. Некому ее по головке гладить. Да и нельзя быть слабой сейчас, наоборот, надо коготки показывать. Защищать то, что принадлежит тебе, держать на плаву свой маленький плот. Как в песне поется – сквозь бури, дождь и грозы… Ну почему так плохо, так маетно внутри? Будто и впрямь перед бурей…

Хлопнула входная дверь – Павел вернулся. Она почему-то сжалась, как от холода, обхватив себя руками. Сердце застучало часто-часто…

Павел вошел в комнату, шагнул к дивану, сел рядом с ней. Сложив руки на коленях, произнес буднично:

– Кать… Я все равно уйду. Я не могу с тобой жить, прости меня.

– Нет, Паш, не уйдешь. Ты не сможешь. И давай не будем об этом. Объясни мне лучше – чем она лучше меня? Она моложе меня, да? Красивее? Или богаче, уж прости за банальность?

– Нет, нет… Не в этом дело, Кать. То есть… Не в красоте и не возрасте, и уж тем более не в богатстве. Вообще не в ней дело. Хотя чего я говорю? И в ней тоже, конечно. В ней и во мне. И в нас с тобой… Я не могу больше с тобой жить, прости. Ни дня больше не могу. Можешь меня считать подлецом, дерьмом, сволочью… Я под всем заранее подпишусь. Ну не могу больше, прости меня!

– Не говори ерунды, Паш… Ты не подлец, не дерьмо и не сволочь. Есть какие-то границы подлости и сволочизма, через которые ты переступить не сможешь.

– Смогу. Иначе я сдохну. Я знаю, что сдохну.

– А я знаю, что ни дня без тебя прожить не смогу.

– Сможешь, Кать.

– Как? Одна, с ребенком? Беременная? О чем ты…

– Кать! Послушай меня, Кать… Я все, что буду зарабатывать, буду отсылать тебе… Все, до копейки. Я буду очень много зарабатывать. Я бы и Никитку забрал, но ты же…

– Конечно. Даже и не думай об этом. Исключено. И денег я от тебя не возьму. Ни копейки. Ты будешь там жить и знать, что твои дети прозябают в нищете, Павел.

– Кать, ну зачем же так… А впрочем, в этом ты вся и есть, чему я удивляюсь?

– Действительно. Чему удивляться? Да, в этом я вся и есть. И потому ты никуда не уйдешь.

– Я уйду. Я не могу больше с тобой жить. Не мо-гу. Я, наверное, прямо сейчас уйду.

– А я у двери лягу. Что, перешагнешь через меня, через беременную? И как жить потом будешь? Нормально?

Спустила ноги с дивана, поднялась, пошла в прихожую. От двери обернулась, схватившись рукой за косяк – голову вдруг повело.

– Паш, мне прямо сейчас у порога ложиться? Вообще-то у меня голова страшно кружится… Дай мне водички, а?

Сглотнула с трудом, обхватив шею ладонью, сползла спиной по косяку, села на корточки:

– Да что же ты со мной делаешь, Паш… Мне плохо… Пожалей хотя бы…

Он смотрел на нее довольно холодно. Так смотрит врач на истеричного больного, прикидывая, как лучше купировать приступ. Верить в подлинность истерики или нет. Видимо, решил поверить.

– Кать, ложись в постель… Тебе лечь надо. А я тебе горячего чаю принесу, хочешь? Вставай, вставай… Давай, я тебе помогу…

Он довел ее до кровати, помог раздеться, заботливо подоткнул сбоку одеяло. Хотел уйти, но она выпростала ладонь, уцепилась за его запястье:

– Полежи со мной рядом, Паш!

– А чай? Тебе нужен горячий чай!

– Нет, не хочу. Ну же, ляг, пожалуйста…

Паша послушно лег рядом, она тут же ухватилась пальцами за верхнюю пуговицу на его рубашке. Пуговица не поддалась, слишком пальцы дрожали. Паша с силой ухватил ее ладонь, отвел в сторону:

– Не надо, Кать…

– Но я все равно тебя не пущу. Да ты и сам не сможешь так сделать, я знаю. Потерпи, Паш. Все уладится со временем. В каждой семье такое бывает…

– У нас нет семьи, Катя. И не было никогда.

– Что ты говоришь?! Да как ты… Что, и Никитки у нас нет? И этого, второго… Ты же сейчас ножом по нему режешь! Он же слышит все! Каково ему сейчас, как думаешь?

– Прекрати… Прекрати, Кать. Это жестоко, в конце концов.

– Нет, это ты жестокий, Паша, не я… Ты не сможешь, не сможешь… Не сможешь…

Так и уснула с этим «не сможешь», будто в черную дыру провалилась. Организм включил рычажок стоп-крана, отправил в сохранный сон. Когда открыла глаза, увидела серое утреннее окно. Еще очень раннее утро, наверное. Потом глаз выхватил Пашину спину, склонившуюся над раскрытым чемоданом. Так и смотрела на нее сквозь ресницы, не шевелясь. Шевелиться совсем не хотелось. Странное состояние было в голове, во всем теле, будто плавала в невесомости. Состояние равнодушного созерцания и смирения. Потом щелкнуло внутри ясно и четко – он все равно уйдет…

Вот Паша деловито застегнул молнию на чемодане, надел пиджак. Освободил от чемодана стул, подтянул его к кровати с ее стороны. Сел, вздохнул тяжело. Лицо его было решительным, сосредоточенным. Протянул руку, тронул ее за плечо…

– Да я не сплю, Паш. Давно не сплю. Что, собрался, да?

– Кать, по-другому все равно не получится, прости. Может… все-таки отпустишь со мной Никитку? Я всю ночь думал… Можно же найти какой-то компромисс… Чтобы он и с тобой, и со мной…

– Нет. Я же сказала. Забудь, что у тебя есть дети. Ты не увидишь Никитку больше никогда, запомни это. Тем более, второго ребенка не увидишь.

– Катя, Катя… Что же ты… И что ты им скажешь? Что я умер, да?

– Нет, зачем же. Я скажу им правду. Что ты их бросил.

– Может, лучше умер?

– Это я умерла, Паш. Я мертвая, а ты предатель. Бедные, бедные дети… Вот и живи с этим дальше, Паш. Если сможешь.

Он застонал глухо, схватился за голову. Потом резко встал, пошел к двери. Так же резко обернулся, проговорил быстро, отрывисто:

– Я там, в гостиной, деньги на столе оставил… Там много, я в долг у Маркелова взял… Хватит вам на первое время. Потом еще вышлю…

Ее как током ударило, и невесомый туман рассеялся, брызнув ледяными осколками в голову. Скользнула кошкой из одеяла – откуда силы взялись! – рванула в гостиную, оттолкнув Пашу с пути. Да, денег и впрямь было много, целая пачка, перетянутая желтой аптекарской резинкой. Схватила ее, сунула Паше в лицо:

– Забери! Забери сейчас же, или я на весь переулок истерику закачу! Буду бежать за тобой в ночной рубахе и голосить, понял? И деньги разбрасывать! Или порву их на глазах у всех! Ты этого хочешь, да?