Читать книгу - "Мечтай осторожнее - Александра Поттер"

Это надо воспринимать как комплимент или как дружескую подколку? Но, прежде чем я успеваю составить свое мнение, он сам широко зевает, демонстрируя два ряда ослепительно белых зубов.

— Прошу прощения. Разница во времени меня просто убивает.

Мы заходим в дом и некоторое время бестолково толчемся на кухне.

— Ладно, спокойной ночи.

— Ага. Споки-ноки.

Пауза.

— Хочешь — иди в ванную первым, — великодушно предлагаю я.

— Да все о'кей, иди ты. Дамы вперед. — По части вежливости он не отстает.

— Нет уж, пожалуйста. Ты ведь гость.

— Да все нормально, правда.

В конце концов в этом словесном пинг-понге я одерживаю победу. Гейб скрывается в ванной с пакетиком туалетных принадлежностей величиной с пенал, а я — в своей спальне. Стягиваю футболку, джинсы, влезаю в старую клетчатую пижаму. Резинка на талии давным-давно растянулась, и штаны висят на заднице, вроде под ними подгузник. На мне! Подгузник…

Я цепенею, поймав в зеркале свое отражение. Господи. Смотрю на себя, как в первый раз. Что это со мной? Вечер за вечером я облачаюсь в это тряпье и разгуливаю по квартире. Провожу в таком виде по восемь часов в сутки. Сижу, попивая чай. Иногда даже — силы небесные! — открываю дверь и стою на ступеньках, расписываясь за корреспонденцию.

Медленно поворачиваюсь. Меня ужасает сама мысль о том, что сейчас придется увидеть свои тылы. Потихоньку… потихоньку… О-о-о… Даже хуже, чем я думала. Линялая клетчатая ткань болтается складками — будто с попы свисают два мешка.

Стягиваю штаны, зашвыриваю их подальше и начинаю шарить в ящиках комода. Вытаскиваю ночнушку с изображением Снупи[38]и содрогаюсь от отвращения. Ночнушка со Снупи? Ни за что! Точно знаю, у меня есть другая пижама — но удается найти только верхнюю часть. Трех пуговиц не хватает, зато имеется отложной воротничок. Отложной воротничок, мать его. Как я могла этого не замечать? И вообще, как я могла не замечать, что все мои спальные наряды чудовищны? Что же я носила, когда жила с Дэниэлом?

Ничего. Припомнив свою безвозвратно ушедшую сексуальную жизнь, понимаю — ничего. Когда я ложилась в постель с Дэниэлом, на мне была только тушь для ресниц и капелька духов «Ангел» от Тьери Мюглера. Это позже я превратилась в типичную тридцатилетнюю одиночку и сексуальную воздержанку, которая спит в обнимку с котом, надев бесформенные трусы, носки и обмазав физиономию кремом против морщин усиленного действия.

Меня передергивает, я пытаюсь взять себя в руки. Есть еще ночная рубашка — трехлетней давности подарок Розмари на Рождество. До сих пор лежит в фирменном пакете. Достаю и прикладываю к себе: длинная, аж до пола, вся в розочках-оборочках…

Но выхода нет. Через стенку слышно, как льется из крана вода, вжикает электрическая зубная щетка, срабатывает слив унитаза, выскакивает из стока раковины затычка и вода журчит по трубе. Еще чуть-чуть — и настанет моя очередь. Надо попытаться проскочить незаметно. Напрягаю слух: не щелкнул ли замок ванной? Ничего. Покашливание. Тишина. Ну наконец! Металлический щелчок, хлопок двери…

Прижавшись щекой к косяку, пытаюсь углядеть хоть что-нибудь в щелочку. Вижу свет, пробивающийся из-под его двери, половицы, фикус, который давно пора полить. Как начинающий водитель, стреляю глазами налево, направо, опять налево. Все чисто. У-ф-ф! Осторожненько открываю дверь и храбро, приподняв подол ночнушки, крадусь на цыпочках по коридору. Тихо, тихо, тихо… Еще чуть-чуть, еще чуть-чуть…

— А-а-а!

— Ой, прости, напугал?

Гейб все еще там. Стоит посреди ванной на лохматом коврике. Посреди моей ванной, черт побери!

— Боже… да… то есть нет… ничего, все нормально. — Вцепившись в кружево на груди, я пыхчу как паровоз. И вдруг понимаю, что:

а) на нем ничего нет, кроме белых облегающих трусов-боксеров (я не собиралась туда смотреть, взгляд как-то сам соскользнул);

б) я выгляжу как призрак его прабабушки — ночная рубашка до пола, шея тонет в пышных оборках.

— Ты, кстати, так и не сказал, что за дела у тебя в Лондоне. Попытка завязать непринужденную беседу не очень удачная, поскольку я не могу отрешиться от того, что передо мной стоит почти голый мужчина с кустиками волос на груди и в белых тесных трусах.

Черт, опять! Хизер, не смотри вниз! Не смотри вниз!

— Разве? — Он выжимает тряпку, которую, как я сейчас замечаю, до сих пор держал в руке.

Мама родная… А ванная-то безупречна! Си-душка опущена, ни одного мокрого полотенца на полу, ни одного волоска на мыле. Хоть я и дала себе слово смотреть строго перед собой, быстренько окидываю взглядом бледно-зеленые стены и обстановку — привет из семидесятых. Когда мы с Дэниэлом брались за ремонт, то намеревались и ванную переделать, — но он ушел, а я занялась ремонтом разбитого сердца посредством шопинг-терапии. Это означает, что я по-прежнему принимаю душ в уродских зеленых стенах, зато у меня масса миленьких ароматических свечек.

— Я выступаю на Эдинбургском фестивале.

— Серьезно?

Взгляд падает на наши зубные щетки, стоящие рядышком в кружке, вместе с тюбиком зубной пасты. Крышка тюбика плотно закрыта. Я награждаю жильца лучшей улыбкой одобрения, на какую способна. Удовлетворенная, окончательно убеждаюсь в том, что правильно поступила. Мы отлично с ним уживемся.

— На фестивале? И что будешь делать?

Собрав одежду, он выходит из ванной. А затем все, абсолютно все портит, произнося слова, которые я не желаю слышать.