Читать книгу - "Дуэт с Герцогом Сиреной - Элис Кова"

— Почему?

— Никто не должен. Приношение должно оборвать все связи с этим миром. — И все же, даже когда он произносит эти слова, его внимание сосредоточено исключительно на его плоти против моей.

Я отпускаю его, чувствуя себя немного глупо в своем предположении о том, для чего предназначалась его протянутая рука.

— Тогда делай, что должен.

— Очень хорошо. — Он хмыкает, когда он убирает пальцы от моей кожи. На кончиках его пальцев, как роса на листьях, собираются маленькие искорки света, которые появлялись раньше. Он проводит ими по мне, и свет создает цветные линии, которые ложатся на мою кожу с теплом солнечного света.

В песне, которую поют его руки, много печали. Я тоже слышала ее в ту первую ночь, все эти годы назад, и я вижу ее сейчас. Когда он рисует на мне знаки, эмоции переполняют его до краев, грозя перелиться в меня. Его пальцы проводят три дуги по обеим сторонам моей шеи — отметины, напоминающие жабры рыбы. Они проходят по обоим предплечьям, огибая мои ладони. Указательным пальцем он проводит линию по кости в центре моей груди. Каждая отметина оживает, пульсируя и волнообразно двигаясь в такт его песне, принимая форму непонятных мне линий и вихрей.

Я никогда не понимала, что почти прикосновение может свести человека с ума почти так же, как и само прикосновение.

Наконец он останавливается, и свет меркнет, но новые разноцветные отметины на моей плоти не исчезают.

— Для первого дня достаточно.

— Что это такое?

— Слова древних — их песни и истории, облеченные в форму музыки. Это язык, который почти невозможно постичь смертным, — отвечает он. Я наполовину ожидала, что он скажет, что это не мое дело — знать.

— Если ты не можешь его постичь, то как ты можешь его обозначить?

— Вся жизнь появилась из рук Леди Леллии, Богини Жизни. Ее след до сих пор лежит на наших душах и сердцах. Даже если наш разум не может постичь пути прежних, вечные части нас помнят, — отвечает он. — Лючия может рассказать больше, если ты захочешь. Она училась в Герцогстве Веры.

Проходит мгновение, и никто из нас ничего не говорит. Его слова прозвучали как отказ от дальнейших расспросов и завершение нашего разговора. Но он не уходит. Вместо этого он продолжает смотреть на меня. Как будто… он чего-то ждет?

— Я вернусь позже для дальнейшего помазания, — быстро говорит Илрит и плывет через китовые кости, из которых сделана птичья клетка. Несколько взмахов хвостом — и он исчезает среди зданий усадьбы, раскинувшейся подо мной. Почти как будто он убегает.

Это… оно? Вопрос витает в воде вокруг меня. Просит ответа, которого я не получу.

Я жду, вернется ли он. Я жду, что они вернутся. Глупо это или нет. Я не могу поверить, что они действительно собираются оставить меня без присмотра и без каких-либо дальнейших объяснений. Я подплываю к одному из отверстий между китовыми костями, оценивая свое положение.

Трудно сказать, в каком направлении движется солнце. Поверхность не так уж и далеко — достаточно близко, чтобы я могла доплыть до нее на одном дыхании, если бы оно у меня было. Но в это время суток оно находится почти прямо над головой, и свет, проходящий сквозь волны, играет с моими глазами. Насколько я могу судить, восток — это все еще восток здесь, в этой другой стране Мидскейпа.

Я достаю компас, чтобы проверить. Рука попадает в пустой карман на бедре, где он обычно хранится.

Его нет. Он затонул вместе с моим кораблем. Мой компас был первой вещью, которую я по-настоящему купила для себя. Он помогал мне находить дорогу в течение почти пяти лет… Теперь я должна сама искать направление.

Над поместьем не так много сирен. Я могу начать двигаться на запад. Если я буду двигаться на запад достаточно долго, то должна добраться до дома, верно? Но его предупреждения об увядание… Я видела, что случилось с моей рубашкой.

Может быть, бежать пока не лучшая идея, но, по крайней мере, я смогу лучше ориентироваться в этом месте. Я отталкиваюсь от покрытого ракушками пола и рассчитываю проскочить мимо китовых костей. Но меня останавливают.

Две невидимые руки сжимают сзади мой торс, плечи и лицо, оттягивая меня назад. Я задыхаюсь от мгновенной паники, поднимающейся в горле. Руки на мне, заставляющие меня остаться. Принуждают меня лечь.

Я вдруг осознаю, что мне не хватает воздуха. Я хочу дышать. Дышать! Почувствовать, как воздух проходит через мои легкие и приносит с собой жизнеутверждающее спокойствие.

Океан вокруг меня вдруг кажется таким огромным, таким необъятным. На его поверхности я могла бы двигаться так же свободно, как ветер. Я могла идти куда угодно и делать что угодно. Но сирена, чья магия освободила меня, теперь держит меня в ловушке. Вода почти слишком тяжелая. Живая. Она толкает меня вниз. Тянет назад. Размеренное спокойствие, которое я старалась сохранить, разрушается. Спокойствие под давлением, как на корабле. Но эта мысль только усиливает мое чувство вины.

Моего корабля больше нет, экипаж погиб, моя семья в опасности, а я в ловушке. Впервые за почти пять лет я не могу сбежать. Я останусь здесь навсегда. Руки Чарльза обхватили мой торс. Даже здесь, во владениях сирены, он существует во мне, сжимая меня так крепко, что я не могу дышать… Вот почему здесь нет воздуха. Почему…

Успокойся, Виктория, он ушел. Теперь он не сможет до тебя дотянуться.

Я закрываю глаза и успокаиваюсь. Мой разум — это вихрь, неумолимая спираль, которая закручивается все ниже и ниже. Неважно, как далеко я уйду. Или как быстро я туда доберусь. Часть его продолжает идти со мной — преследовать меня.

Я сжимаю руки в кулаки и усилием воли прогоняю эти мысли. Чарльз узнал, что бывает, когда кто-то пытается привязать меня к себе. Эта сирена даже не представляет, что его ждет.

Моя кожа сырая. Сначала я терла и чесала, пытаясь понять, сойдут ли метки. Я не подозревала, что они сойдут, так как они никогда не сходили, но проверить никогда не помешает. Потом я продолжала тереть и чесать, потому что обнаружилось новое странное явление — когда моя кожа повреждена, она волшебным образом восстанавливается, прежде чем успевает пролиться хоть капля крови.

Больше магии, чем плоти.

Я пробую каждую арку из китовых костей. Я пытаюсь соскоблить вырезанные на них кружевные знаки, думая, что именно это удерживает меня здесь.