Читать книгу - "Дом для Пенси - Анна Лерой"

запад, меня вела звезда Дов. Ее сейчас не видно из-за деревьев. Но своими дейд я всегда знала, где она горит.

— Я не понимаю. Что это за звезда?

Пенси хватается за голову. Половину последующих объяснений она не понимает, а время всё утекает, как быстрый горный поток. Наконец, Ланалейтис изображает на снегу несколько созвездий, которые Пенси предстоит рассмотреть и определить среди них эту самую звезду Дов. Лезть вверх по дереву ночью в Черном лесу опасно тем, что можно легко наткнуться на острые ветки, наступить на дивность или треснутое дерево, упасть вниз и не в мягкий снег, а в логово какого-нибудь монстра. Но ей везет. Неважно, что низко горящую звезду приходится долго искать.

После обнаружения ориентира с направлением движения становится более-менее понятно. Пенси слетает вниз с дерева, потом еще некоторое время рисует на снегу схемы, пытаясь вывернуть так, чтобы и руинницу не бросить посреди дороги — иначе зачем спасала, — и вернуться к нужному сроку в деревню. Наконец приблизительный план готов.

— Будем идти быстро, останавливаясь только в самых крайних случаях. И если не наткнемся на что-то из ряда вон выходящее, то самое позднее к завтрашнему полудню будем на месте.

— А если наткнемся?

— Тогда каждый сам за себя, — прямо говорит Пенси, не скрывая своих мыслей и не юля. — У нас совсем мало времени и припасов. А меня в деревне ждет ребенок.

— Я понимаю, я согласна, — складывает на груди руки Ланалейтис. — Быть матерью — это большое решение, мать живет ради ребенка. Уходи, как только это станет необходимым.

— Хорошо, что мы поняли друг друга, — на душе становится чуть легче. Руинница прикрывает свои нечеловеческие глаза и качает головой:

— Мне не довелось стать для кого-то началом. Может и к лучшему, как бы жил мой ребенок, если всё вокруг рушилось? А когда наш мир еще был прекрасен, я считала, что мой опыт жизни мал для создания новой жизни, а мое имя еще слишком длинное.

— Длинное имя?

— У нас так заведено: при рождении дается длинное имя, семья старается вложить как можно больше смыслов в каждый слог. Ведь никто не знает, каким вырастет ребенок, что ему будет по нраву, а что — нет. По мере взросления слоги отсекаются, а имя начинает отражать суть карена. Я, Ланалейтис — звук, призывающий к порядку земных существ.

— А что значит Халис?

— Халис? — руинница пристально смотрит Пенси в лицо, пытаясь установить зрительный контакт. Но это непросто — и скоро она сдается: — Значит, он из старшего поколения. Хал-ис — значит пылающий, горящий. Что в нем пылает и в чем он горит неважно — воспоминания это, тепло плоти, радость созидания или сумасшествие, осталось только обозначение процесса. Это можно описать так, будто он закончил создание себя. Я даже завидую. Наверное, не так страшно встретить свою смерть, познав свою сущность до конца…

— Ты еще жива, — напоминает ей Пенси.

— Какой будет эта жизнь? Ты бы смогла жить хорошо, если ты немного слепая, наполовину глухая, иногда забываешь, как говорить, да еще тебя не всегда видно другим?

— Так плохо?

— Без дейд — да. Будет сложно, будет печально, быстрее придется закончить свой путь. Не сейчас, не завтра, но быстрее. Пойдем, я готова идти. Сделаю всё, чтобы не оказаться в плену тех грубых существ.

Пенси кивает и протягивает руку руиннице, помогает встать, а потом забывает разжать ладонь. Так они и идут. Неожиданно именно такое передвижение дает хорошие результаты. Ланалейтис больше не спотыкается и не задыхается. Удобный темп находится сам по себе, и белоснежная чаща проносится мимо них. Но Пенси не спешит себя обнадеживать: она выбрала скорость, но пренебрегла скрытностью. Когда за ними отправится погоня — это всего лишь дело времени. Может, люди Джефа уже идут по следам, а может, охотники видят сны и греются у крохотного, подъеденного зимним ветром, ночью и Черным лесом костра.

— Если волнуешься, то говори о главном, — неожиданно произносит Ланалейтис. Пенси хмыкает и продолжает тянуть ее за собой. Руинница не прекращает бормотать.

— Эти убогие леса просто созданы для того, чтобы прятать тайны. Они жаждут поглотить всех: и того, кто делится, и то, чем делятся. Такова их природа — жадная до сомы поросль.

— Это не тайна, — наконец, решается Пенси. — Просто, если… Когда я вернусь, это будет последняя вылазка в Черный лес в этом сезоне. И вместе с дочкой я покину это место. Вот только я пообещала, что до конца моих блужданий обязательно найду то единственное имя, которым назову ее, всё еще безымянную.

— Имя для дочери? — Ланалейтис качает головой. — Разве не принято у вас называть детей именами собственных родителей или друзей?

— Нет, что ты. Это скорее возможная блажь.

— Тогда обратись к списку твоих предков…

— Такого нет. Еще ребенком меня нашли охотники, и я осталась с ними приемной дочерью, — Пенси на секунду запрокидывает голову и в просвете между деревьями видит нужную звезду, это наводит на интересную мысль: — А как бы ты назвала свою дочь?

— Не буду говорить, что не думала об этом, — Ланалейтис долго молчит, но потом продолжает: — Мне не довелось стать матерью, ведь сома ушла, истощилась. Я помню, как были попытки у других. Неудачные, смертельные, печальные. Теперь даже видерс, некогда проводник и накопитель сомы, лишь хранит и перераспределяет ее остатки. Но если бы у меня была возможность… Я бы дала ей слог Кей, он значит свет, и Да — это радость. В нашем мире так много всего темного и жалкого, жгучего и разрушающего, что я не посмела бы добавить какие-то из этих слогов, — она задумывается и слишком быстро, чтобы Пенси толком могла, произносит: — Кейрамидахатереланатасолис.

— Это как вообще?..

— Это не как, а полное первое имя. Даже немного коротковато. Кей-ра-ми-да-ха-те-ре-ла-на-та-со-лис. Свет, который восходит над миром, несет радость, пылает и воодушевляет, творит красоту в малом и идет первым в поисках большего.

— Это его значение? — переспрашивает Пенси, хотя и с первого раза ее достаточно впечатляет расшифровка.

— Да, — кивает Ланалейтис. — Девочкам еще было принято добавлять в имя сравнение с природой или растением. Да вот только вокруг нас Черный лес, кому такое сравнение нужно?

— Красивое имя, — наконец, оценивает Пенси.