Читать книгу - "Царица Теней: возвращение Персефоны - Инна Ласточка"

Лицо Морфея исказилось. Он боролся с собой какое-то время, но затем преклонил колено и сложил руки у сердца — ладонь к ладони — затем постепенно развёл их в стороны, воссоздавая из воздуха и маковых лепестков флакон с серебристой жидкостью, подбросил его и поймал. Серебристая жидкость замерцала в свете свечей.

— Я подчиняюсь, вестница. Скажи ему, его призыв услышан, Морфей на его стороне.

— Есть кое-что ещё, — заявила Лана, — мне нужен напиток Перемен.

Морфей встал и манерно поправил свои тёмные одеяния.

— Напиток Перемен? Но разве полубоги и наследники не могут менять облик по собственному желанию? — он прищурился. — О, я понял. Нужно изменить не только внешность, но и скопировать отражение божественной силы, — Морфей хлопнул в ладоши, — это я люблю… но… — он свёл тёмные брови к переносице в притворном огорчении, — это не бесплатно, вестница. И я не уверен, что тебе есть, чем платить.

Эффект их связи начал развеиваться. По правде говоря, чтобы удержать такую связь с самим Морфеем, нужно было гораздо больше божественных сил, чем имелось у Ланы, и она уже чувствовала, что держаться сможет недолго. Восемь из шестнадцати свечей погасли.

— Что тебе нужно?

— Хорошие воспоминания, — Морфей пожал плечами, — например… — он постучал указательным пальцем по собственному носу, — … хорошие воспоминания о твоей сестре?

Лана молчала, но Морфею отчего-то очень хотелось уговорить её, и он стал настаивать.

— Я знаю, что ты делаешь, поверь мне. Воспоминания о ней порождают тёплые чувства, взывают к совести… без них ты станешь свободной, сильной, уверенной и бесстрашной. Без них ты получишь всё, что пожелаешь.

— Сначала напиток, — Лана протянула руку. Её чувства сейчас не имели никакого значения, да и она сама не владела собственной судьбой. — Сначала напиток, а потом забирай воспоминания. Они мне не нужны…

… Лана глубоко вздохнула, закрыла глаза и открыла снова. Свечи погасли, Морфей ушёл, а желанный напиток остался в её руке.

***

(Золотая Эпоха Богов)

… И всё было по-прежнему. Солнце, луга, рощи и ручьи, цветы и южный ветер. Только всё это больше не радовало, не оставляло ярких впечатлений, жгучего восторга в груди, не заставляло вставать по утрам.

Персефона грустила.

Даже ссора Деметры и Зевса, когда двенадцать дней и двенадцать ночей небо прошивали молнии, казалась Персефоне ярче и интереснее её прежней жизни на земле, где теперь и рядом с матерью она не чувствовала себя спокойно. Несмотря на договорённости, Деметра оградила дочь от всего мира: запретила ей бывать на Олимпе и встречаться с богами, закрыла её в куполе божественной защиты, без возможности выйти за его пределы. Деметра, в своём стремлении вечно видеть в Персефоне чистое невинное дитя, забыла о том, что её дочь богиня и царица, что у её дочери собственная жизнь.

На четыре долгих луны Персефона замкнулась в себе: занималась цветами, наслаждалась природой… В её силах было вырваться из плена, сделать всё по-своему, но, привыкшая подчиняться матери, Персефона никак не могла решиться пойти против её воли. Всё изменилось перед очередной встречей великой троицы. Три брата — Зевс, Посейдон и Аид — собирались на Олимпе, чтобы почтить приветствием друг друга и обсудить важные дела их царств. Гера и Амфитрита часто сопровождали своих мужей — чуткие и мудрые, они развлекали их, сглаживали острые углы, наводили на правильные мысли. Персефона надеялась на этот день, ждала, что Зевс призовёт её на Олимп, но Зевс, то ли из-за страха перед Деметрой, то ли из-за нежелания снова вступать в споры, промолчал.

Последней каплей стало то, что на этот Совет Триединства он призвал и остальных богов. Всех, кроме неё. В отчаянии и горе Персефона отправилась на берег ручья и воззвала к Нереидам — сёстрам тех, что сопровождали её во дворце Аида. И Нереиды услышали её зов.

Ранним утром, когда колесница Гелиоса едва показалась на горизонте, а Деметра отправилась на встречу трёх братьев, к Персефоне наведались Нереиды. Двенадцать юных нимф семенили за тринадцатой — столь же прекрасной, как океан, и такой же лёгкой, как морской бриз. Смешливая, искренняя, открытая, тринадцатая нереида вышла к Персефоне и склонила голову в том поклоне, в каком обычно приветствуют равных.

— Приветствую богиню весны и царицу царства Теней, — вежливо сказала она, — я Амфитрита, супруга Посейдона.

Персефона встала, не в силах поверить в то, что слышит. Неужели сама Амфитрита? Раньше они не встречались, и Персефона всегда представляла жену Посейдона высокомерной, молчаливой и властной, но как она сама менялась вне тронного зала дворца Аида, так и Амфитрита оказалась яркой жизнерадостной девушкой вне своих царских обязанностей.

— А я Персефона…

— Я знаю твоё имя, все говорят о тебе… — отмахнулась Амфитрита, — и я восхищена. Ты такая красивая и смелая, ты достойна занять свободное место среди жён великой троицы, — она прошла мимо Персефоны и резко обернулась. Зелёные одежды взлетели и опустились от этого движения, волосы сверкнули бликами воды, а в воздухе разлился аромат морской соли и водорослей. — Я хочу быть твоим другом, но это позже… пока, мы должны сделать так, чтобы твоё первое появление на Олимпе в роли царицы Теней запомнилось надолго. Никто не посмеет усомниться в твоём положении.

Персефона нахмурилась, с недоверием глядя на неё.

— Почему ты мне помогаешь?

Амфитриту не оскорбило недоверие, и тёплая улыбка не исчезла с её лица. Она лишь взмахнула рукой, и её сёстры-нереиды вынесли тёмные царские одежды и корону, ту самую, которую Персефона носила в царстве Теней.

— Многие завидуют тебе, Персефона, — сказала Амфитрита, — кто-то недоволен появлением времён года, кто-то считает тебя недостойной старшего брата из трёх, но только не я. Море всегда приносит дары, и оно неподвластно устойчивым стереотипам, в стоячей воде не выжить золотым рыбкам. Твоя мать, — Амфитрита состроила смешную гримасу, — пытается разладить твой брак. Этого не будет. Афродита сказала, вы предназначены друг другу, а кто, если не она, может знать о предназначении всё?

— Но я… здесь божественный барьер и… — Персефона не договорила, понимая, как по-детски это звучит. Она же просто пытается найти оправдания своему бездействию, своей нерешительности.

— Ты богиня весны, ты царица Мёртвых, займи своё место! Ни мать, ни отец, никто не может говорить тебе, что делать. — Амфитрита стала помогать ей переодеваться, продолжая щебетать над ухом. — О, я знаю это чувство, когда, возвращаясь домой, ты теряешь над собой контроль, забываешь, что ты уже не