Читать книгу - "Юся и Эльф - Екатерина Лесина"

А в следующее мгновение тушу разорвало.

– Ложись…

Я и без подсказки в камни вдавилась, а эльф сверху растянулся. Это зря… жиру в жирняке накопилось изрядно. И растопленный магическим огнем, смешанный с внутренностями твари и содержимым их, он покрыл все, что находилось в полусотне шагов от центра.

Мы вот находились.

Жир был в меру горячий и без меры вонючий.

Он упал на руки, на куртку. Ее теперь только выбросить… судя по шипению и оркскому нецензурному, жениху тоже досталось… и главное, сверху что-то еще шлепнулось, влажноватое, тяжелое…

Я откатилась и села, аккурат для того, чтобы увидеть, как медленно сползает по эльфийскому надменному лицу ошметок шкуры.

– Знаешь, – Эль его отбросил в кусты, – я себе это как-то иначе представлял.

Как по мне, на подобные темы лучше вообще не фантазировать, но… кому как нравится. Я сняла с пояса флягу и молча протянула жениху.

Он так же молча принял. Глотнул.

Посмотрел на небо, которое стыдливо зарозовело, обещая близость рассвета и разборок с местными. Чую, не понравится им жир жирняковый с могил отмывать. Да и само кладбище как-то утратило прежнюю пасторальность.

А нам еще яму осматривать.

– Надо поспешить, а то на завтрак опоздаем… – меланхолично заметил Эль, допивая отвар. А что, говорю же, успокоительные у Греты получались отменнейшие. – Мама расстроится…

– В таком виде?

Мне отмываться часа два, да и ему не меньше. А яму бросать нельзя, мало ли кто до нее доберется. Нет, пока фон почистишь, пока контуры выправишь и печать сверху…

Однозначно не успеем. Разве что…

Эль, выслушав мои резоны, как-то странно улыбнулся и произнес:

– К сожалению, я полностью выложился, так что почистить не смогу. Но у меня платочек есть.

И вправду платочек протянул. Батистовый. С монограммой…

Прекрасная леди Алауниэль окинула взглядом девушек, собравшихся в гостиной, и мысленно поморщилась. Идея, еще недавно казавшаяся донельзя удачной, утратила всякую привлекательность.

Несколько месяцев раздумий. Тщательнейший отбор, ибо мальчик достоин лучшего. И что в итоге?

Юниэль замерла с чашечкой в руках, не замечая, сколь нелепа и неестественна ее поза. Эта вытянутая шея, эти покатые плечики. Явно в обычное время девица сутулится.

Темноволосая Веламиэль говорила слишком уж громко, выказывая полное небрежение правилами хорошего тона. Эравиэль, устроившаяся в дальнем углу, помалкивала и улыбалась, но, если приглядеться, заметным становилось легкое косоглазие… если очень приглядеться.

Но вдруг этот недостаток передастся детям?

У бледнокожей – слишком уж бледной, чтобы это выглядело естественно, – Хирумвиэль что-то не то было с прикусом. А вот Сираниэль и вовсе не стоило приглашать. Все-таки троюродный брат ее прабабушки по материнской линии отличался крайне невоздержанным нравом. Родство не столь дальнее, чтобы это не отразилось в характере девицы.

Нет, дело не только во внешности и воспитании, дело во внутренних ощущениях, которые вызывали девицы, – резкого неприятия и даже раздражения. И если они раздражают саму леди Алауниэль, то что уж говорить о мальчике?

Супруга должна подарить покой израненной душе.

Окружить бедного Тири заботой и вниманием. А эти… очевидно, что они сами будут требовать внимания. Цветов. Стихов. Драгоценностей.

Изведут капризами и непомерными требованиями. Он ведь такой слабенький, податливый…

Хрустальная Лилия подавила вздох.

Быть может, стоит подождать? Лет сто… или двести?

Она готова пожертвовать собой ради сына. Она сама будет варить бульон из куриных пупочков, следить за тем, чтобы рубашки были отглажены, а в носках не появлялись дыры. И быть может, иногда позволит себе читать мальчику вслух.

Зазвенели колокольчики, нарушая тишину.

И девицы встрепенулись.

Эравиэль поправила волосы, слишком уж пышные, чтобы поверить, будто они собственные. Шиньонами тоже надо уметь пользоваться. Сираниэль покусала губы, быстро хлопнула себя по щекам. Какие плебейские уловки! Право слово, не стоило с нею связываться. Юниэль расправила плечи еще сильней, из-за чего спина ее выгнулась самым ужасающим образом. Еще немного, и лопатки коснутся друг друга. И только Хирумвиэль продолжала загадочно улыбаться…

– М-мама, – в голосе дорогого мальчика слышалось волнение. Он осознавал, сколь неучтивым выглядит его опоздание, и наверняка мучился из-за этого…

Или из-за рубашки, которая была недостаточно бела. Нет, бела она была. Когда-то.

Все же леди Алауниэль тщательно следила за слугами, но… сейчас одежду ее дорогого мальчика покрывали желто-бурые пятна. И не только одежду. Волосы слиплись тонкими прядками, которые при каждом движении вяло шевелились, будто тинные черви. Кое-где к пятнам прилипли травинки, комочки земли и, кажется, ошметки кого-то, о ком лучше не думать. Тири же поскреб пальцем ухо и сказал:

– П-познакомься, п-пожалуйста, это Юся. М-моя н-невеста…

Чашечка выскользнула из пальцев Юниэль и упала на белоснежный хишахский ковер, дабы навсегда оставить на нем кофейное пятно.

Хрустальная Лилия закрыла глаза. Открыла.

Существо, смутно, к слову, знакомое, никуда не делось. Более того, оно протянуло руку с отвратительно обветренной кожей и ногтями, никогда не знавшими ухода, и сказало:

– Привет. У вас тут симпатичненько.

Именно в этот момент Хрустальная Лилия осознала, что не стоило давить на мальчика. Он ведь впечатлительный. Эмоционально неустойчивый. И склонный к необдуманным поступкам.

Наверняка она его приворожила. Подкупила? Обольстила?

Последнюю мысль, впрочем, леди Алауниэль отбросила: вряд ли ее мальчик настолько изголодался по женскому обществу, чтобы польститься на подобное. Значит… значит, дело в травме. Она так и знала. Пусть целители в один голос уверяли, будто происшествие не оставит и следа, но…

Она мать. Она лучше знает.

И вот воплощенная травма ныне стояла и беззастенчиво разглядывала обстановку.

Лицо… обыкновенное. Человеческое.

С грубыми чертами. Кожа шершавая, загорелая дотемна. И морщины уже появились, значит, и по человеческим меркам девица не юна.

Волосы темные, черные, а выгоревшие пряди рыжиной отдают. И это мило, но на волосах милое заканчивалось. Облачена она была в мешковатый свитер не первой свежести и неясного цвета, покрытый все той же не то грязью, не то слизью. Слишком широкие плечи. Слишком длинные рукава, которые девица то и дело подбирала. Слишком уродливые штаны, потертые на коленях.

Высокие ботинки на ребристой подошве. Цвет их рассмотреть не удавалось, поскольку здесь корка грязи уже начала застывать. Главное, что к подошве левого прилип кусок чьего-то уха… или это не ухо?

И из украшений – серебряный браслет из тех, которым лучше оставаться в легендах.

– П-простите, – Хрустальная Лилия вдруг явственно осознала, что готова согласиться на любую из девиц, даже на Сираниэль вкупе с троюродным братом ее прабабки и всеми его странностями… – Я… я безмерно счастлива…

Браслет посверкивал и переливался всеми оттенками