Читать книгу - "Ради тебя одной - Иосиф Гольман"

Короче, я не только не осуждаю Альку – я восхищаюсь ею. Танцевать в этой сраной «Зеленой змее», угождать этому сраному Блондину (лучше не вспоминать, иначе я его точно убью, что крайне нежелательно для дела), а утром ехать в институт (геодезии и картографии – обалдеть!), получать там пятерки и быть старостой группы! Не говоря уже про брата: обут, одет, ухожен, и две тысячи долларов на лечение уже отложены. Экономила, видно, на всем, не зря доктор говорила про физическое истощение. Так почему я должен Альку осуждать?

Одно меня гложет: что же потребовал от нее Блондин, после чего две недели Аленька занималась планом самоуничтожения? Причем с таким спокойствием и самообладанием, что меня, старого солдата, оторопь пробирает. Она спокойно перечислила «мероприятия»: нотариально заверенное завещание, пробивание Федьки в группу (не знаю, какой ценой, и знать не хочу), уже уехавшую в Штаты на три месяца. Она урегулировала вопрос с квартирой, взяла академ в институте (зачем?), отправила письмо Фединым «родителям» (дети жили в семьях), чтобы не отдавали ребенка обратно, так как единственной сестры у него уже нет. А затем написала предсмертную записку, дабы наши правоохранительные органы не обвинили в беспечности водителя (я нашел ее в карманчике блузки еще в первую ночь).

Единственное, чего не знаю, почему Аля была без пальто. И что вынудило ее сломя голову бежать из этой зеленой клоаки, вскочив в первый попавшийся автобус? О каких пленках она говорила в бреду? И при чем здесь жаба – это слово мелькало слишком часто, чтобы ошибиться. Не знаю. Не говорит. И, слегка поняв ее характер, могу предположить, что уже никогда не узнаю. Ну и ладно. Мне достаточно того, что в моей жизни появилась Алька. Я готов жить в условиях неполной информации.

Я открыл тяжелую стеклянную дверь заведения, и в нос ударил кислый запах выдыхаемых десятками глоток винных паров. А в уши – рев чего-то западного, совершенно в этом не разбираюсь. В глаза не ударило ничего, потому как у светооператора, если таковой здесь имелся, была пауза, а стандартное освещение выглядело довольно убого.

Это хорошо. Это мне на руку.

Раздеваться не стал – специально надел такую куртку, чтобы в случае чего сошла за пиджак. И уже было собрался пройти в зал, как дорогу мне преградил крупногабаритный охранник с характерно вогнутой переносицей:

– Мест нет, все занято.

– Все-все? – улыбаясь, переспросил я.

– Все-все. Вечеринка для своих.

– Вообще-то я тоже свой. – В мою ладонь из рукава выскочила новенькая зеленая пятидесятка. Я ухмыльнулся: с тем же успехом из моего рукава могла выскочить старенькая, но от этого не менее действенная маленькая финка. Лезвие всего восемь сантиметров, однако в умелых руках и в тесном пространстве работает не хуже пистолета. И вообще много чего интересного можно найти в моих рукавах, когда я собираюсь в гости к Блондину.

– Баксы? – уставился охранник. – Мне?

– Баксы, – подтвердил я. – Тебе. У меня сегодня праздник, и мне плевать, что у вас тут занято.

Деньги исчезли с моей ладони с такой скоростью, что можно было подумать о телекинезе.

– Есть одно место, – сообщил держиморда и отвел меня к барной стойке. Она была довольно густо засижена местными обитателями.

– Архипыч, обслужи дружка! – сказал охранник.

– С удовольствием! – улыбнулся бармен, мужик лет пятидесяти, с лысиной через всю голову. На ней смешно отсверкивали зайчики от включившейся светотехники. – Чего желаете?

– Сто граммов водочки для начала, – заказал я. – И чего-нибудь легкого на закуску.

– Огурчик соленый подойдет?

– Замечательно.

На самом деле я не собирался ни пить, ни есть. Лишние следы ни к чему, пока не знаю, чем кончится визит. Но немножко осмотреться в любом случае необходимо.

Зальчик, конечно, так себе. Есть еще помещения наверху, Аля говорила о них крайне неохотно, лишь потому, что я объяснил ей: эти знания могут спасти мне шкуру.

На маленькой сцене возле металлического полированного шеста кружилась фигуристая блондинка. Узкий черный бюстгальтер и такого же цвета трусики почти не скрывали ее несомненных достоинств. А скоро и они полетят на пол, по крайней мере так обещала афиша перед входом. Видимо, дива у шеста и есть Света. Алька сказала, что Света – хорошая девчонка, впрочем, в данном случае она мне в союзники не годится. Бармен – дядя Витя. Блондина не любит, но трусоват. Тоже не партнер. Эх, Вовчика бы иметь за спиной! Но я не имею права рисковать его жизнью и карьерой. Он и так делает для меня слишком много…

Блондин (по паспорту – Леонид Сергеевич Закржевский) сидел за столом, тяжело дыша и не в силах успокоиться. Не помогли ни секс со Светкой (она ужасно не любила заниматься этим перед выступлением, ну да кто ж ее будет спрашивать), ни уже вторая стограммовая стопка «Кристалла».

Чертова девка полностью вывела его из равновесия. Не Светка, конечно. А та манерная курица, исчезнувшая бесследно почти две недели назад. Бесследно! В их-то маленьком городке! Уму непостижимо.

И если бы только его уму. Человек, которому она была твердо обещана, продана, можно сказать, тоже очень сердит. А вот его сердить и не надо бы. Это не Панфил. Он с ножкой от стола по залу бегать не будет. Конечно, и тот эпизод не доставил Леониду Сергеевичу радости (Блондин осторожно потрогал лишь недавно зажившие губы), но смертельной угрозы все-таки не было. А здесь не будет угроз. Можно просто исчезнуть. Благо огромная московская свалка в десяти километрах. Утрамбуют так, что дивизия не найдет. Да и искать не станут.

Закржевский потер виски и попробовал успокоиться. Получилось не очень. Даже братец ее исчез! А его долбаная училка сообщила, что Феденька в Америке. Вот же, сука, сама спряталась и щенка заховала!

В институте своем не появлялась. В больницах и моргах ее нет. Так бы родители о ней заботились, как он, криво ухмыльнулся Блондин. Ну, ничего. Когда-то она прорежется. И свое получит. Но сначала она должна ублажить одного человека. Даже имя его называть не хочется. А уж потом он отыграется на ней сам.

У него еще одна неделя, как сказала эта толстая свинья. Стоп! Даже в мыслях не стоит так называть этого человека. За неделю Аля Семенова должна найтись, живой или мертвой. И все снова будет нормалек.

В этот момент дверь тайного кабинета скрипнула, и в нее без стука – какой наглец! – вошел улыбающийся человек. Ничего необычного, слегка приблатненный фраер лет тридцати – тридцати двух. Он, видно, просто не понял, чей покой нарушил. Тем хуже для него.

– Васек, какого х…? – наливаясь злобой, заорал Закржевский. – Я же сказал: никого не впускать!

– Не волнуйтесь так, Леонид Сергеевич, – продолжая улыбаться, сказал незнакомец. – Васек вас не слышит.

– Почему? – не врубился Блондин. Несмотря на весь свой опыт, он так и не почуял опасность, справедливо оценив человека как далекого от криминала.

– Потому что он болен, – мягко объяснил мужчина. – И не скоро поправится.