Читать книгу - "Вынужденный брак - Триш Мори"

Он сглотнул, вернувшись в настоящее. Вначале надо убедить ее остаться.

— Ты ведь хочешь для малыша самого лучшего.

— Да, конечно.

— Тогда останься и присмотри за ним.

Элен с сомнением наморщила лоб. О чем она думает? Сравнивает степень значимости ребенка и карьеры?

— И как долго мне придется кормить? Паоло стиснул зубы. Так и есть. Она мысленно рассчитывает, на какое время сможет оторваться от работы без ущерба для карьеры.

Он растерянно провел рукой по волосам.

— Кармелла очень полюбила тебя, да и все остальные тоже. Она уже привыкла, что ты рядом, и расстроится, если ты уедешь в Париж.

— В Нью-Йорке ты говорил, что она быстро утешится.

— Пусть так, но все равно ей будет трудно. И детям. Они уже воспринимают тебя как свою тетю. Разве есть причина их разочаровывать?

— И что, задержка сделает расставание легче? Я не понимаю, о чем ты говоришь, Паоло. Что именно ты предлагаешь? Мне кажется, тебе стоит выразиться точнее.

— Все предельно просто. Моя семья считает нас мужем и женой, принимает тебя. Кроме того, наш первенец родится как раз перед Рождеством.

— Погоди, — она подняла руку. — Ты сказал «первенец».

Возникла неловкая пауза.

— Точно, — наконец согласился Паоло. — Хотим мы или нет, ребенок свяжет нас навсегда. Я хочу еще детей. — Он пожал плечами. — Моя семья тебя любит. Так почему нам не остаться вместе? Почему я не могу иметь других детей от тебя?

Как ни мало знала Элен о предложениях руки и сердца, она подозревала, что делают их обычно более эмоционально. Хотя бы для видимости стараются. Но все равно. С ее стороны глупо колебаться. Именно об этом она мечтала: чтобы он смягчился и предложил ей остаться с ним и малышом.

Правда, Элен рассчитывала услышать от Паоло настоящее признание в любви…

— Скажем прямо, — начала она. — Ты хочешь продлить нашу договоренность?

— У меня имеются к тому достаточные основания. У ребенка будут два родителя, а со временем, возможно, и братья с сестрами.

— А получится?

— Почему нет? Последние несколько недель ты была достаточно счастлива, разве не так? Мы доказали, что вполне совместимы. У многих пар и того нет.

Неужели он абсолютно ничего к ней не чувствует?

— А как же любовь? Любовь разве ничего не значит?

Вот, она произнесла это. Затаив дыхание, Элен ждала, что теперь будет, не представляя, как признается ему в своей любви, даже если он спросит. Хотя сейчас вопрос не поднимается.

Он отодвинул тарелку с почти нетронутой едой, провел салфеткой по губам.

— Если бы не ребенок, ты была бы в Париже, а я, вероятно, остался бы в Нью-Йорке. Думаю, стоит смотреть на вещи реально. Наш брак нельзя отнести к нормальным при всем желании, но я готов примириться с ним. Вопрос в том, согласна ли ты?

«Если бы не ребенок». Она тупо вновь и вновь прокручивала в уме одну и ту же фразу. «Хотим мы или нет, ребенок свяжет нас навсегда».

Все предельно ясно. Без ребенка они никогда не были бы вместе. Просто и понятно.

У нее пересохло в горле, хотя бокал был почти пуст. Их горячая дискуссия свела на нет увлажняющий эффект выпитой жидкости.

— А что я буду с этого иметь? Кроме регулярного секса, естественно. — Ее губы произносили вызывающие слова сами по себе, не реагируя на внутренний голос, вопящий, что надо хвататься за предложенное раньше, чем он передумает.

У нее будет именно то, что она хочет, — семья, дети… Вот только получать это так…

Его глаза пронзали ее насквозь, желваки на щеках угрожающе заиграли.

Злится. Превосходно, значит, они квиты. Она тоже не собирается унимать свою злость.

— Я, значит, бросаю свою работу, квартиру, кардинально меняю жизнь. Скажи мне, Паоло, что ты предлагаешь мне взамен за эти милые отношения, подразумевающие обслуживание твоих сексуальных потребностей и вынашивание твоих детей?

По тому, как перекосился его рот, она поняла, что челюсти сцеплены намертво.

— Похоже, я совершил ошибку, — произнес он сквозь зубы. — Мне казалось, тебе самой этого хочется.

В мозгу полыхнула вспышка ярости.

— А не приходило тебе в голову, что у меня есть собственные соображения по этому поводу? Кем ты себя мнишь — моим отцом?

Он выпрямился на стуле.

— О чем ты?

— Он тоже строил для меня планы. И никогда не спрашивал моего мнения.

— Я спас тебя от отца!

— Да, но теперь ты делаешь то же самое — говоришь мне, что надо и что не надо. Я думала, что могу сама распоряжаться своей жизнью, — и целых двенадцать лет так и было. А потом явился ты.

Минуту они ели друг друга глазами. Потом он взглянул на часы и поднялся.

— Пора возвращаться. — Не дожидаясь ее, сунул официанту несколько банкнот и вышел из ресторана.

Всю дорогу до виллы оба молчали. «Феррари» слушался Паоло, как дополнительная часть его тела, четко вписываясь в повороты, уверенно пожирая километры. Неудивительно, что Паоло так любит свою удивительно покорную машину.

Элен радовалась тишине. От их споров и жарких лучей солнца голова у нее раскалывалась. Затормозив у крыльца, Паоло задержался ровно настолько, чтобы вывести Элен из машины, после чего немедленно скрылся в доме.

— Как тебе понравилось озеро? — спросила Кармелла, направляясь к машине. Даже одетая для работы в саду, с прядями, выбившимися из строгой прически, мать Паоло выглядела собранной и элегантной.

— Оно восхитительно, — ответила Элен, улыбаясь пожилой женщине. — Я даже не представляла такого великолепия. Как вам повезло иметь его совсем рядом.

— А где же Паоло? Я думала, мы выпьем кофе вместе. — Кармелла взмахнула рукой в садовой перчатке. — Хотя он, конечно, торопится собираться. Вот несчастье, что ему приходится уезжать так поспешно.

— Поспешно?

Кармелла слегка нахмурилась.

— Он ведь сказал тебе о поездке в Нью-Йорк? Сегодня ночью он уезжает.

— Ах, да, — ответила Элен, стараясь скрыть тот факт, что время его отъезда — новость для нее. — Конечно.

Элен направилась в их комнаты, чтобы найти Паоло. Ей следовало принести извинения, и это, учитывая события дня, совсем ее не радовало.

Войдя в спальню, она увидела лежащий в ногах их кровати открытый чемодан.

Из гардеробной появился Паоло, держащий в руках рубашки и несколько шелковых галстуков. Бросив взгляд в ее сторону, он направился прямо к чемодану, затем принялся освобождать от вешалок рубашки. Его подчеркнутое невнимание было как пощечина.