Читать книгу - "С тобой навсегда - Татьяна Ковалева"

Я оглядываюсь на Кандидата.

«А он-то что так пялится на нее? О Боже! Он еще на охоте… Ему меня мало».

Сама себе качаю головой.

Это не может быть ревность. Это злость. Чистейшей воды. И злость моя так меня сейчас разбирает, что я ничего не вижу вокруг себя. Даже не слышу музыки, ради которой я здесь. Становлюсь — сама чувствую — совершенно несносной; мегерой становлюсь, даже себе неприятна.

Я что-то выговариваю Кандидату раздраженно, я цепляюсь к каким-то мелочам. Всегда найдутся мелочи, к которым можно придраться. И меня уже, кажется, понесло. Мне сейчас по сердцу принцип: «Чем хуже, тем лучше!»

Кандидат оправдывается, огорчается, злится, бранится, опять оправдывается… щеки его дрожат. Какие-то люди оборачиваются, шикают на нас.

И даже в антракте мы не выходим, продолжаем глупые беспредметные разборки. Но такое уж у нас настроение; я пытаюсь слушать музыку, но не слышу ее, я хочу прочесть что-нибудь в программке, но не могу, пока не обнаруживаю наконец, что держу ее вверх ногами, а когда переворачиваю — все равно ничего не могу прочитать, потому что мне сейчас не до концерта.

Я думаю: «Если все так плохо, нужно рвать… рвать…» На эти мысли адекватно реагирует подсознание: я вдруг обращаю внимание на то, что рву программку на мелкие клочки — все мельче и мельче; я крошу бумагу себе на колени.

Но вот наконец концерт кончается. И мучения мои — тоже. Я выхожу из зала одной из первых; выхожу стремительным шагом. Кандидат семенит за мной, отдувается.

— Люба! Что с тобой? Какая муха тебя укусила?

Я останавливаюсь:

— Слушай, Кандидат (так и говорю)! Ты мне неделю срока давал?

— Давал… — он глядит на меня растерянно.

— Так вот! Считай, что она уже закончилась! И отвечаю тебе — нет! На все твои вопросы — нет! нет! и — нет! И больше в моей жизни не появляйся. Не выгорит твое дельце. Поищи себе другую дуру.

— Хорошо, хорошо, Любаша… — соглашается он и все же тянет меня к машине.

Я вырываю руку и иду куда-то по тротуару. Кандидат цепляется за меня, а я опять вырываюсь.

Он чуть не плачет, он умоляет:

— Ну хорошо: еще неделю. И не тебе, а мне!.. Увидишь, я буду пай-мальчик. Ни одного грубого слова! Ни косого взгляда! Я даже дышать при тебе не буду!

«Ну это уж слишком!»

Мне становится жалко его. В который уж раз! Он умеет разжалобить — это еще один из его скрытых талантов. Если Кандидат однажды и возьмет меня, то именно благодаря этой моей жалости к нему.

Я останавливаюсь и не вырываюсь больше.

Через минуту мы уже сидим в машине. Кандидат отчаянно жмет на газ. Куда он везет меня?.. Куда мы так несемся?..

Мне все равно. Мне сейчас приятно движение — просто движение. А куда ехать? И насколько быстро? Какая разница! С Кандидатом мне всюду будет плохо.

Мне думается, что он и сам сейчас не знает, куда везти меня, и просто катается по городу, тянет время — безжалостно убивает мой вечер… и, наверное, свою тоску. Причем я замечаю, что Кандидат не просто катается, а выбирает именно тот маршрут, на котором нужно активно крутить руль.

Скоро мы оказываемся в одном из старых районов города с темными узкими кривыми улочками. Кандидат полностью отдается управлению машиной. Вероятно, автомобиль, вождение — это его отдушина. На «своих двоих» Кандидат не так мобилен, а точнее — вовсе не мобилен. Будто кит в ручье! За рулем же наверстывает упущенное.

Я, остывая после ссоры, смотрю в окно. До сознания моего скоро доходит, что я не узнаю Петербурга. Да и как могу узнать его, если на этих улочках никогда не бывала? Этот район в стороне был от моих привычных маршрутов, был вне сферы моих интересов.

«Куда мы едем все же?»

Я хочу задать этот вопрос Кандидату, но вдруг вижу чью-то тень, метнувшуюся с тротуара на проезжую часть. В этот момент свет фар выхватывает «тень» из темноты. «Тень» мгновенно преображается в человека, которого я не успеваю рассмотреть. Все происходит так быстро… «Мерседес» передним правым крылом — тем, что с моей стороны, — ударяет человека в бедро. Ударяет сильно… Даже я, сидя в машине, телом своим ощущаю удар. Человек падает, приглушенно охнув, беспомощно взмахнув руками, и откатывается на тротуар.

Кандидат в мгновение становится бледен. Он сейчас бледен так, что, кажется, словно восковая свеча, освещает салон. Он только теперь, с таким запозданием, давит на тормоза, машина сильно дергается — так сильно, что я едва не ударяюсь лбом о ветровое стекло.

Я уже хочу выйти к тому человеку, порываюсь открыть дверцу, как вдруг Кандидат хватает меня за руку и изо всех сил жмет на газ. «Мерседес» ревет на всю улицу, но не трогается с места. Это Кандидат от волнения забыл что-то сделать — сцепление, что ли, отжать? — я в этом мало понимаю.

— Ты что! С ума сошел? — вскрикиваю я. — Хочешь его оставить здесь?

Испуганные глаза Кандидата горят, как факелы:

— Это ты с ума сошла! Хочешь влипнуть?

Я вырываю руку:

— Стой, не смей…

Но он не обращает на мой окрик никакого внимания. Машина перестает реветь вхолостую. Мы быстро набираем скорость. Мне тошно, мне невероятно плохо.

И я говорю Кандидату:

— Высади меня… Послушай, высади меня! Если ты меня сейчас не высадишь, я выпрыгну на ходу. Я не могу оставить того человека. Ему помощь нужна.

— Из-за тебя все… — шипит Кандидат и осекается, потом быстро оглядывается. — Ничего с тем человеком не случится. Легкий испуг — не более. Ну — ушиб. А меня прав лишат. А то и засудят еще на фиг!

Тогда я решительно открываю дверь и заношу ногу над стремительно бегущей полосой асфальта…

Кандидат останавливается так резко, что я опять едва не ударяюсь головой в лобовое стекло.

— Сумасбродка! — бросает он мне в лицо. — Связался на свою голову… О дурак! — у него одновременно жалобное и злое выражение лица.

Я не отвечаю, выхожу из машины, иду по тротуару к месту происшествия — именно так теперь называется это злосчастное место.

Кандидат что-то кричит мне вслед — бросает в спину оскорбления. Голос его срывается на визг.

Я разбираю только обрывок фразы:

— … твоя патологическая честность!..

Иду я минут пять — мы успели отъехать довольно далеко. Иду и надеюсь, что того человека уже нет на месте, что с ним, действительно, ничего страшного не произошло, и он поднялся уже и ушел. Помоги, Господи!

Чем ближе подхожу я, тем сильнее волнение охватывает меня. А когда я замечаю издали неподвижно лежащий темный «предмет», ноги, кажется, перестают меня держать. Но я справляюсь с волнением: думаю, что мединститутская закалка помогает мне в этом.

Наконец склоняюсь над сбитым человеком. Ожидаю увидеть лужу крови. Однако, слава Богу, крови нет! Хотя это еще ничего не означает. Смертельные травмы могут быть и бескровными. Не могу склониться низко — чтобы послушать дыхание, — вечернее платье, плотно обтягивающее бедра, не дает мне сделать это. Тогда, оглядевшись по сторонам, я подтягиваю подол платья повыше и становлюсь перед лежащим человеком на колени. Склоняюсь ухом к его лицу…