Читать книгу - "Бракованная жена. Я украла дочь ярла - Анастасия Миллюр"

поблекшими зелеными радужками смотрели на меня, не отрываясь. И вопреки предубеждению о ведьмах, у нее было ни крючковатого носа, ни бородавок, ни торчащих зубов. Я бы сказала, что эта некогда красивая женщина благородно состарилась. Ее лицо прорезали глубокие морщины, особенно много их было у губ и глаз, намекая на то, что в молодости она много смеялась. А одета она была в длинное, волочащееся по самой земле темно-синее платье.

И чем ближе я к ней подходила, тем все более странное чувство меня наполняло, словно… Словно эта старая женщина знала обо мне все. Это пугало так, что стало сосать под ложечкой, и заставляло волоски на моем теле встать дыбом.

Если бы не обхватившая меня за шею, притихшая Лейла, у которой, видимо, снова начали болеть глаза, я бы тот час же развернулась и, сверкая пятками, помчалась назад к лодкам.

А ведьма окинула меня взглядом с ног до головы, особенное внимание уделив моим ногам, и поцокала языком. Что? Штаны ей мои не нравятся?

Уровень враждебности к старухе сразу вырос. В замке мне казалось, что Пустоши — это единственный выход, но больше я так не считала.

Мной завладело мрачное чувство, и я хмуро уставилась на колдунью.

— Моя дочь больна. Вы можете ей помочь? — спросила я ее.

— Ни мои сестры, ни я, как и никто из людей не способен исцелить твою дочь, — проговорила колдунья.

И ее слова были наполнены такой мощью, что я снова вся покрылась мурашками. Создалось ощущение, что прямо в этот момент она прокляла нас с Лейлой!

Дурная затея. Приехать сюда было определенно не самым лучшим решением. Нужно возвращаться на лодку и отплывать, пока не стало поздно. Крепче прижав к себе дочь, я уже хотела сделать шаг назад, но старуха продолжила:

— Я могу лишь облегчить ее боль, пока за ней не явится тот, кто способен вернуть ей глаза.

Темное чувство усилилось, проникая в каждую клеточку тела. Беспокойство окончательно завладело мной.

Что еще за загадки? Кто должен «явиться» за моей крохой?

— Идем, Дочь Туманов. Помощь моя будет не бесплатна, — проговорила старуха, а затем посмотрела мне за спину. — А ты, дочь Кайри, ступай туда, откуда пришла. Ты можешь ступить на благословенную землю пустоши лишь с ребенком в утробе. Верни Хозяйке туманов то, что принадлежит ей по праву. Подари нам новую дочь, и тогда мы примем тебя в наше лоно.

Что?!

Я оглянулась на Риику и увидела, что она все еще не покинула лодки и смотрела на колдунью так, будто с самого начала знала, что так будет.

— Нет, — воспротивилось я. — Риика пришла со мной. И она останется со мной.

— Госпожа… — печально проговорила она. — Я не пойду наперекор воле ведьмы Бальбы и Хозяйки туманов. Коли так она говорит…

— Нет! — крикнула я и вперилась гневным взглядом в колдунью. — Раз я Дочь туманов, или кем вы там меня считаете, то Риика останется со мной.

Бальба молчала, но смотрела на меня так, что я с ног до головы покрылась мурашками, а в самом сердце зародился страх, медленно охватывающий все тело.

— Раз ты так глупа, что желаешь променять дочь на служанку, то ступай вместе с ней. Уходи из Пустоши, и твоей дочери вовеки веков не обрести зрения, — скрипучим голосом проговорила колдунья, и в небе прогремел гром, вызывавший новую волну мурашек в теле. — Выбирай, Наталья, принявшая имя Абигайль. Риика или Лейла.

Страх разрастался, а вместе с ним и непонимание, что делать. Лейла слабо выдохнула и разжала руки вокруг моей шеи, будто была готова к тому, что я предпочту ее интересы чьим-либо другим.

Я не могла поступить с ней так, но и бросить Риику не могла.

Катарина убьет ее, если она вернется в замок!

Сжав зубы, я зажмурилась, раздираемая противоречивыми эмоциями. Мне нужно было что-то придумать! Нужно было! Но тут раздался всплеск воды.

Нет!

С рвущимся сердцем, я обернулась к водам и увидела, как Риика отплывала, отталкиваясь веслом ото дна.

— Простите, госпожа, я не буду ставить вас перед таким выбором, — воскликнула она со слезами на глазах. — Исцелите юную госпожу Лейлу и станьте той, кем вам предначертано быть. А я пойду своей дорогой.

Мое сердце сжалось от боли и вины, что не смогла защитить девушку, которая мне доверилась.

— Не возвращайся к Катарине, — крикнула я ей, ощущая, как эмоции сдавливают горло. — Уходи на любой остров, но не попадайся ей на глаза.

Но она в ответ лишь улыбнулась и исчезла в завесе Тумана.

— Идем, — бросила мне Бальба.

Мои внутренности опалил гнев, и я развернулась к колдунье, злясь на нее так отчаянно, что готова была задушить голыми руками.

— Зачем?! — крикнула я. — Зачем вы делаете это?!

— Законы Хозяйки туманов суровы, но справедливы. И тебе, душа из другого мира, пора это принять.

Ведьмы жили в пещерах.

На каменном полу у стены лежали мягкие звериные шкуры, а поверх них — подушки и стеганные одеяла. Слева от входа в пещеру в стене было выдолблено жерло для подвесного котла, чуть поодаль — жаровня. В природных углублениях другой стены стояли всевозможные деревянные баночки, наполненные черти чем.

Я сидела у огня прямо на полу и, не в силах унять тревогу, смотрела на далекую береговую линию. Лейла спала на одной из шкур, а Бальба нависала над ней и, размазывая по ее лбу непонятную зеленую жижу, что-то бормотала себе под нос.

Все происходящее было настолько странно и непривычно, что я не могла побороть ощущение, что притащила дочь к каким-то шарлатанкам. Успокаивало лишь то, что впервые за четыре дня Лейла перестала тереть глаза и жаловать на боль. А значит, что бы не творила с ней Бальба, это помогало.

Устало уронив лицо в ладони, я шумно выдохнула.

Все происходящее — какой-то абсурд. Гребаный сюрреализм.

— Плохо тебе? — услышала я скрипучий голос и, вскинув голову, встретилась со взглядом ведьмы.

Она стояла прямо напротив меня и цепким взглядом скользила по моему лицу, словно заглядывала в самую душу.

— Нормально, — буркнула я в ответ, отворачиваясь и все еще злясь на колдунью. Но потом все же вспомнила про манеры и, запихнув поглубже неприязнь к ней, добавила: — Спасибо, что помогли Лейле.

— Ты правильно сделала, что приплыла сюда, Дочь Туманов. Пустошь исцеляет таких, как ты.

— Таких, как я? — переспросила я, мрачно усмехнувшись.

— Носящих в себе много горя, закрытых. Ненавидящих и мужчин, и женщин, и самих себя. А тревожно тебе, потому что сопротивляешься. Воротишься от собственной природы.