Читать книгу - "Оттепель. Инеем души твоей коснусь - Ирина Лазаревна Муравьева"

любовь! А она смотрит на него с каким-то осторожным и нежным вниманием, словно привыкает к тому, что рядом в постели лежит он, Егор Мячин, а не тот «другой человек»! И каждый раз из тех трех, когда он входил в нее, она как-то быстро и отчаянно зажмуривалась, словно ее обжигало воспоминание! Все это нужно оборвать. Она станет актрисой, Кривицкий никогда не бросает своих любимцев, он поможет ей пробиться, и она забудет про учебу, пошлет куда подальше эту свою химию, у нее начнется новая жизнь, поездки, люди, автографы…

Начало постепенно темнеть. Ему захотелось напиться и лечь здесь, на этой вот лавочке. Спать, спать и спать. А завтра на поезд — и к матери в Брянск! И все. Как это поется у Визбора? «Прощай, Москва, не нужно слов и слез…» Ничего не нужно. Ком подступил к горлу. Он забежал в гастроном на Смоленской. В отдел «Соки-воды» стояла небольшая очередь. Он выпил два стакана томатного. Черной гнутой ложечкой зачерпнул размокшей соли из тарелки, посолил. Сок был с мякотью.

В половине десятого Мячин позвонил в дверь квартиры Пичугиных. Главное, как можно быстрее произнести ей то, что он решил, и сразу уйти. Открыл Александр, у которого, как с удивлением заметил Мячин, были какие-то лихорадочные, словно пьяные глаза.

— Мне срочно нужна Марьяна, — сказал Мячин очень решительно.

— Она спит, — отводя взгляд, ответил Пичугин.

— Разбуди ее!

— Зачем? Ей нездоровится.

— Я тебе говорю: разбуди!

Пичугин пожал плечами. Потом раздался тихий голос Марьяны:

— Санча, я не сплю. Это что, Егор?

Она вышла из-за шкафа, который перегораживал большую комнату, в длинной ночной рубашке и наброшенной сверху кофте. Щеки у нее горели.

— Егор! Что случилось?

— Я хочу тебе что-то сказать. Это очень важно.

— Хорошо. — Она опустила глаза. — Хорошо. Тогда давай выйдем на лестницу.

— Я могу уйти, — пробормотал Пичугин. — Бабуля у соседки. Никто вас не будет подслушивать.

— Нет, лучше мы выйдем на лестницу, — решил Мячин.

Они вышли. Ему показалось, что Марьяна хочет поцеловать его, но не решается. Он отступил от нее, облокотился о перила.

— Я уезжаю в Брянск, к матери.

— Надолго?

— Навсегда.

На лице у нее появилось выражение, которое он уже несколько раз замечал: кроткого и болезненного недоумения, странно соединенного с покорностью. Она и недоумевала, и одновременно готова была принять все, что ей выпадает.

— Ты можешь сказать почему? — спросила она совсем тихо.

— Могу. Ты не любишь меня. Это ошибка.

Она покачала головой.

— Егор, это неправда. Все гораздо сложнее.

— Сложнее? — Он даже вскрикнул. — Конечно, сложнее! Ты не хочешь быть одна, и я это отлично понимаю! Я тебя нисколько не осуждаю! Это я заставил тебя стать моей любовницей! — Он снова с той же непонятной жесткостью выговорил это слово. — Я ходил за тобой по пятам, я преследовал тебя своими воздыханиями! Во всем виноват один я!

— Значит, — не глядя на него, прошептала она, — значит, эти твои «воздыхания» были притворством? Или как?

— При чем тут мои «воздыхания»? Я не притворялся. Я тебе ни разу не сказал ни слова неправды. Но речь не обо мне, речь о тебе. Ты никогда не любила меня и никогда не сможешь полюбить.

Она хотела возразить, полуоткрыла рот, но он перебил ее:

— Ты не сможешь полюбить меня и вечно будешь мучиться со мной. Я совсем не тот человек, который тебе нужен.

— Знаешь, Егор? — у нее задрожали губы. — Никто не знает, кто кому нужен и зачем. — Она усмехнулась болезненно. — Людям только кажется, что они это знают, но они обманывают себя.

— Я тебя люблю и не разлюблю никогда, — почти грубо произнес он. — Но мы не будем счастливы вместе. Кроме того, ты станешь очень хорошей актрисой. Знаменитой. А я никакой не режиссер, я полное фуфло. И слава богу, что я наконец-то это понял. Ну, все. Я пошел. Прости меня, ладно?

— Егор! Подожди! — прошептала она и нерешительно переступила босыми ногами. — Пожалуйста…

Но он уже сбегал по лестнице, дробно стуча ботинками. В пролете не удержался, поднял голову. Она стояла неподвижно, плотно завернувшись в кофту, и ее маленькие босые ноги ярко белели на грязном и затоптанном каменном полу.

Было уже поздно, все магазины закрыты. Но у таксистов всегда можно купить спиртное. Мячин пересчитал деньги в кармане. Хватит на две бутылки. Он дошел до Смоленской. У метро стояло несколько раздолбанных машин. Водители спали, откинувшись на сиденьях, открыв рты. Мячин постучал в первое окошко.

— Друг! Есть выпивка?

Таксист с большим, угреватым лицом открыл сонные глаза и внимательно изучил Мячина.

— Ну, есть.

— Дай скорее!

— Что? К бабе идешь? — усмехнулся таксист.

— От бабы иду, — уточнил глухо Мячин.

Засунул бутылки в карманы и опять завернул в какой-то дворик. Жалко, что хлеба больше не было. Зато он все сделал правильно: объяснил ей так, что она поняла и согласилась с ним. Она и сама знала, что их связь будет ошибкой, она была уже готова к этому разговору. Иначе она не отпустила бы его. Он заново вспомнил всю сцену. Увидел ее покорное болезненное лицо. Да, она была готова к этому. И она сама бы сказала ему то же самое через неделю-другую. Но он поступил по-мужски. Избавил ее. Мячин закинул голову. Нагревшаяся за день водка сама полилась в горло, как будто обрадовавшись, что ее освободили. Он выпил почти полбутылки, не отрываясь. Потом поставил бутылку на землю. Глаза его помутнели, сердце начало как-то странно замирать и вдруг бешено и гулко колотиться. Ночь наступила, светлая и, как показалось Мячину, странная. Огромные матовые облака выросли в небе, оно сделалось еще больше и еще зеркальнее, еще равнодушнее стала сиявшая между двумя расступившимися облаками луна.

«Ну вот все и кончилось, — подумал он бесстрастно, словно речь шла не о нем самом и не о его молодой жизни, а о ком-то другом, кого он и в глаза не видел. — Завтра куплю билет и… — Он помолчал. — И… „Сюда я больше не ездок!“»

Он коротко хохотнул в темноту:

— Еще один Чацкий! А кстати, он встретился с Софьей? Ну, лет через двадцать?

Глава 12

Марьяна лежала у себя в закутке, за шкафом. Бабушка с Александром о чем-то еле слышно шептались на кухне, и их тревожные голоса сливались в монотонное и однообразное жужжание. Какая разница, о чем они сейчас шепчутся? Егор уезжает. Она только-только начала привязываться к нему, только-только начала привыкать к его рукам, запаху его кожи, его близости. Она поверила, что он действительно дорожит