Читать книгу - "Лишняя невеста. Позор академии - Елена Шторм"

Нет, конечно, если мне откажут, я схожу ещё на десять собеседований. И ещё на сто. Весь город оббегаю, но работу найду, ну куда я денусь?

Просто это важная ступень в моей жизни. Я много лет боролась, чтобы вздохнуть наконец нормально. Почувствовать себя свободной! Кофе этот чёртов себе позволить…

Смартфон в руках вибрирует. Я хватаю его, забывая обо всём.

На экране высвечивается не пара строк в мессенджере, а целый звонок из него же! И аватарка начальника, который меня собеседовал. Молодой, кстати, мужчина — красивый такой, в рубашке… Сердце прыгает. Конечно, я судорожно начинаю водить пальцем по экрану и с третьей попытки смахиваю похолодевшей рукой звонок в нужную сторону.

— Алло! Геннадий Вячеславович?

— Валерия? Здравствуйте! — Голос у моего воображаемого начальника весёлый и бодрый. — Как у вас дела? Надеюсь, вы не против, что звоню, вы же сказали, что можно. Я вот захотел лично сказать, что вы нам подходите — то есть, мне, в мой отдел. По зарплате…

Эйфория накрывает. Я аж зажмуриваюсь от счастья — и кулачок сжимаю, и за несколько секунд, кажется, успеваю придумать, как я идеально буду работать и на что потрачу первую зарплату!

Визг тормозов в эту картину не вписывается.

Я вообще слышу его будто на краю сознания. Успеваю только повернуть голову. И…

Даже не могу толком описать ту аварию, что перечеркнула мой счастливый день и мою прежнюю жизнь. Всё было быстро. Я помню краткий кадр: чёрный седан, который вопреки всем правилам движения и логики летит прямо на автобусную остановку. На меня.

И всё.

Больше совсем ничего не помню.

* * *

Просыпаюсь я мучительно.

Первое, что чувствую — головная боль. Да и вообще боль. И сухость во рту… что? О жесть! Меня же сбила машина, прямо на остановке, да твою ж!

Как сложно. Двинуться сложно, ничего не понимаю. Почему темно? Я глаза не могу разлепить, что ли?

— Ивонька, лапочка! Вы слышите меня?

Какая ещё… это не меня зовут, точно. Но кого?

Глаза я чудом разлепляю. И морщусь. Взгляд упирается в неожиданное зрелище: какое-то светлое помещение, и передо мной сидит… женщина.

Очень плотная, крепкая, лет пятидесяти. В фартуке и зелёном платье.

Больничная сиделка?

— Ива!

Какая ещё Ива? Почему она смотрит на меня?

А женщина прям меняется в лице. Угрюмые черты разглаживаются, она прижимает мясистые руки к груди.

— Как я рада, что вы очнулись, госпожа!

Госпожа?

Так. Я довольно ясно всё осознаю — и это радует. Мозг работает. Хорошо! Только я, кажется, не в больнице. По крайней мере, не в реанимации. Тут много каких-то посторонних вещей, помещение не выглядит стерильным, на окнах вычурные шторы…

Хотя, может, просто странная палата?

Я внезапно решаю, что мне нужно сесть. А миг спустя понимаю, какая это была ошибка! Голова раскалывается, подкатывает тошнота — а ещё подкатывает эта дородная женщина, которая умело хватает меня под спину и фиксирует, не давая упасть.

— Госпожа-госпожа, ну что же вы!

— Кто вы? — спрашиваю я хрипло.

Лицо сиделки меняется.

— Боги истинные! Вы что такое говорите, госпожа? Неужто… нет, это же я! Агата. Няня ваша. Сколько лет мы вместе! Ну? Вы ж меня помните?

Так…

Это очень плохо — потому что, кажется, я переоценила работу своего мозга.

Мысль ужасно пугает. Я совершенно не знаю, что делать в таких случаях.

Давай попробуем зацепиться за что-то знакомое, зададим простой вопрос.

— Давно я тут лежу?

— Два дня, госпожа. Два дня, как вы слегли с… после… — Женщина почему-то запинается. И взгляд отводит! — Вы были совсем в беспамятстве. Боги истинные, как мы все перепугались! Вы бы знали! И я, и преподаватели, и ваш жених… он тоже.

Чёрт, ну почему?

Кажется, всё плохо. Со мной. С моим сознанием. Ничего не понимаю: какой жених, какие два дня?! Меня сбила машина. Я не знаю, что было дальше, но она так летела на меня, что мне показалось…

Показалось, что я попаду в больницу, вся изломанная, надолго-надолго.

Если вообще выживу.

Так, стоп…

Я ещё раз смотрю на женщину. А потом наконец набираюсь смелости и обвожу взглядом всё вокруг. Комнату. Старинные занавески и резную деревянную мебель. Кровать с непонятным, старомодным бельём.

Я вообще… жива?

Непросто, конечно, выдвигать такие версии — даже для себя. Поэтому я зажмуриваюсь и сглатываю.

Во рту очень сухо.

— Агата, дайте попить?

Дама спохватывается.

— Вот, госпожа. И что вы ко мне “дайте”? Пожалуйста, вы же не всерьёз, что не помните меня?

Я молча забираю стакан у неё из рук. Делаю большой, жадный глоток. Перед вторым задерживаю воду у себя во рту, надув щёки, и пытаюсь явственно прочувствовать её вкус.

Он яркий. Вода настолько вкусная, насколько только может быть для страдающего от жажды больного. И все чувства яркие: ткань простыни под моей рукой — шершавая. Головная боль — ощутимая. Слегка вспотевшую шею обдаёт прохладой.

Возможно ли, что я… жива, но не совсем?

— Агата, мне двадцать лет, верно?

— Да, госпожа.

— И зовут меня… — делаю паузу, выразительно смотрю на неё.

Она бьёт себя руками по щекам.

— Ивайя, госпожа. Ивайя Лерр!

Глупо смотрю на свои руки. Они… похожи на мои, но в то же время не похожи! Нет, не потому что я, кажется, исхудала и побледнела — это как раз было бы объяснимо! Но у меня был шрам на левой ладони. Из детства, брат порезал. Большой такой шрам, у меня даже безымянный палец плохо двигался. А теперь ничего нет.

И шрама от аппенидицита тоже нет — узнаю, задрав старомодную ночнушку!

— Ива, что вы делаете? — кажется, моей “няне” плохеет.

— Я слегла два дня назад, да? — спрашиваю бесцветным тоном.

— Да.

— Насколько всё было серьёзно?

Она обхватывает себя руками.

— Госпожа. Я ужасно испугалась из-за того, что вы сделали. Конечно, всё было серьёзно!

В груди холодеет.

Я… умерла, да? И это жизнь после смерти. Перерождение, сейчас это популярный мотив в фантастике. Нет, объяснение кошмарное, по сути, сейчас это почти то же, что сказать “я сошла с ума” — но…

Наверное, я слишком хорошо начинаю чувствовать одно: всё вокруг слишком реально. Слишком.

Если я и впрямь попала в другой мир, в другое тело. Что вообще делают в таких случаях?!

Я ложусь обратно на подушки. Утопаю в них в позволяю себе отдышаться — потому что слабость, на самом деле, кошмарная. Я в теле девушки,