Читать книгу - "Черный Спутник - Елена Леонидовна Ермолович"

– Коня не трогай, чумазый, – поморщился князь. – Чего тебе нужно? Деньги?

Мора отступил на шаг, с усилием выпрямил больную спину и прочёл нараспев:

Prince Clement, or vous plaise savoir

Que j’entends mout et n’ai sens ne savoir:

Partial suis, à toutes lois commun.

Que sais-je plus? Quoi? Les gages ravoir,

Bien recueilli, débouté de chacun.

(Милосердный герцог, вы желаете знать,

Как же я понимаю всё, не зная ни черта:

Я вне закона, но меня преследует Фемида.

Что же дальше? Что? Делаю следующую ставку,

Любезный каждому, изгнанный отовсюду.)[1]

– Уже пятнадцать лет я не Prince clement… Возьми, заработал.

В руке князя блеснула монета. Мора поймал её на лету и тут же спрятал за щеку.

– Благодарю, ваша светлость! – сказал он так, словно и не держал ничего во рту – отчётливо и чисто.

– Больше не светлость, сказано же тебе, – проворчал старик. – И за что ты сидишь, арестант?

– Не разгневать бы вашу светлость… Примерно за то, что и вы. Фортуну в руках не удержал…

– Дурак! – расхохотался князь. – Fortuna non penis, in manus non recipe… А ты развлёк меня… Теперь дай проехать, и не трогай больше моих собак.

Мора сошёл с плотины, пряча усмешку, и кавалькада двинулась было мимо, но князь остановил коня, повернулся в седле и спросил:

– Почему они работают, а ты нет? – и указал на рабочих.

– Нам нельзя, закон не велит, – развёл руками Мора с деланым огорчением.

– Ты же, поди, для них тоже – светлость? – насмешливо поинтересовался князь.

– Тогда уж скорее виконт…

Князь фыркнул, дёрнул повод, и вороной конь унёс его прочь. Проехали мимо арестантов изящный поручик и егеря, щедро увешанные утками.

Мора вернулся к Фоме и Шилу, показал монету и снова спрятал.

– Что, съели?

– Ефимка… – убито протянул Фома.

– Проиграл, подставляй лоб, – обрадовался Шило.

– Врёшь, ты ставил на плеть, а я на собак – оба проиграли.

Миновала неделя, летнее тепло схлынуло, как и не бывало, а зимняя одежда ещё летом была почти вся проиграна Морой в карты. В тот вечер Шило с Фомой резались в своём углу в буру, Мора же, невезучий игрок, давно продулся и теперь объяснял шнырю, как следует правильно чинить малахай. Тулуп его и онучи давненько уже пали жертвой карточного долга.

За окном лило как из ведра, студёный ветер задувал в крошечные, без стёкол, оконца. Из щелей со свистом ползли сквозняки. Мора отправил восвояси шныря с малахаем, потянулся, подпрыгнул и вдруг повис, уцепившись за потолочную балку.

– Что это ты висишь? – спросил Фома. – К чему-то готовишься или так?

– Спине полезно, – пояснил Мора. – Хребет выпрямляю.

– Хочешь к Матрёне красавчиком вернуться? – язвительно поинтересовался Шило.

– Прежнего не воротишь, друг Шило, – меланхолически отвечал Мора, болтая ногами в воздухе. – Но вернусь не кривым уродом, тоже дело.

– Про кривого урода поосторожнее! – буркнул Фома.

По бараку, оглядываясь, пробирался караульный. Приятели спрятали карты, Мора выпустил балку и пружинисто приземлился на нары.

Караульный приблизился, разглядел в зловонном сумраке Фому, Шило и Мору, расцвёл и пролаял:

– Мора Михай!

– Я, начальник, – развязно отозвался Мора.

Шило с Фомой переглянулись.

– Бери свой сидор и со мной, к капралу!

– Зачем вызывает? – спросил Мора с таким ненатуральным спокойствием, что Шило с Фомой переглянулись ещё раз.

Фома подмигнул единственным глазом, а Шило одними губами прошептал:

– Матрёна…

– Не твое собачье дело, – добродушно ответствовал солдат. – Ноги в руки и дуй за мной.

Подкрался шнырь с малахаем.

– Мора, шапку-то?

– Шилу отдай, пусть плешь греет. Не поминайте лихом!

Мора подхватил свой тощий сидор, и солдат повёл его вон.

– Матрёна… завистливо повторил Шило. – Выкупила-таки своё нещечко.

– И проспорил ты мне, друг ситный, – предвкушая, проворковал Фома.

– Погоди, может, вернётся, – возразил Шило без особой надежды.

– Зачем звал, ваш благородие?

Мора шагнул в прокуренную караульню, огляделся – в сторожке присутствовал один лишь капрал Медянкин, чуть хмельной и с трубкой в зубах.

– А ты угадай! Свезло тебе, Мора Михай, выкупили тебя, ступай теперь на все четыре стороны.

– Кто? – севшим голосом спросил Мора.

– А ты угадай! – повторил весёлый капрал. – Вспомни, кому на плотине хранцузские вирши читал?

Мора выдохнул – словно что-то умерло в нём, а что-то, наоборот, заиграло.

– Князь? Он изрядно расточителен для бедного ссыльного.

– Твой благодетель богат, как Крез, – усмехнулся нетрезвый капрал. – Только выслушай напоследок один совет. Ты же из Москвы у нас, а, Мора? Вот и шлёпай назад в свою Москву, на рассвете, как откроется переправа. Хоть и не велено в Москву клеймёным да безносым – всё равно дуй, не сиди здесь.

– А как же пасть в ноги благодетелю? Облобызать ручку?

– Вот-вот, понял меня. Не лобызай. Я вижу, что парень ты непростой, но этот фундук не для твоих зубов.

– Вы, благородие ваше, неплохо знакомы с его светлостью?

– Видал возле князя молодого поручика? А год назад на его месте служил поручик Дурново, хороший мой знакомый. Друг почти что. Князь сожрал его и не поперхнулся. Под судом сейчас поручик Дурново. И слуги бегмя бегут от старой сволочи… Говорю тебе, Мора, не хочешь вернуться в острог – дуй в свою Москву, с утречка – и с богом.

– Премного благодарен за совет, – оскалил Мора белые зубы. – Разрешите идти?

– Да ступай, – капрал отворил дверь, кликнул солдата:

– Иван, проводи его!

Постоялый двор, принадлежавший мещанину с благозвучным прозвищем Шкварня, снискал в городе самую дурную репутацию. Для Моры же подобная слава служила рекомендацией лучше некуда.

Шкварня сперва скривился, завидев тюремную робу и страшную рожу Моры, но после душевной беседы и явления серебряного ефимка трактирщик оттаял душой. Была затоплена баня, нашлись и вещи на замену робе – не иначе, краденые, а также гребень, чемеричная вода и белила, милостиво уделённые прекрасной госпожой Шкварней, юной супругой трактирщика.

Отмывшись и вычесав вшей, Мора с наслаждением облачился в не тюремную одежду. На смену суковатой палке пришла некогда богатая, но теперь изрядно погрызенная собаками трость. Шкварня хотел было в погоне за пущей выгодой сосватать вчерашнему арестанту и непотребную девку с губами, крашенными свёклой, но Мора девкой побрезговал. Подвиг воздержания отчего-то приятно удивил прекрасную госпожу Шкварню, и когда Мора, с замазанными белилами клеймами и с чистой тряпицей на носу, уселся за стол, хозяйка самолично, собственными белыми ручками метала на стол нехитрые яства. Сам Шкварня, встревоженный таким пробуждением внезапной симпатии, уселся на лавку в углу едальни и