Читать книгу - "Падение Калико - Кери Лэйк"

обстоятельствах потекли бы слюнки, но сейчас оно пересохло до костей, и мне приходится поджимать губы, чтобы не вытошнить всю еду, которую мне поручено предложить. Даже мое отражение в серебристом блеске стен лифта выглядит бледным и испуганным.

Какой я и должна быть.

Истории часто просачиваются по трубам. Ужасающие истории других испытуемых женского пола, которым назначили Чемпионов.

Избиения. Изнасилование. Пытки.

Смерть.

Последние четыре года меня тыкали и подталкивали. Я готовилась к этому моменту, когда буду полностью экипирована для выполнения своих обязанностей. Для высшего блага, как мне говорили — так много раз, что я хотела бы вычистить эти слова прямо из своей головы. И все же, я все еще не знаю своей цели во всем этом.

Лифт выходит в длинный темный коридор на самом нижнем уровне исследовательского крыла. За все время, что я здесь, я никогда не видела и не отваживался спускаться сюда, поскольку это было бы автоматическим основанием для наказания или смерти. Это экспериментальный этаж S-блока, и единственное, что я знаю наверняка о нем, это то что мальчики которых отправляют сюда, никогда не возвращаются на основные этажи.

Иногда по ночам крики эхом отдаются в вентиляционных шахтах, в которых, по слухам, здешние врачи проводят большинство экспериментов. В данный момент единственный звук, который я слышу, — это непрекращающийся стук крови в ушах и все еще дребезжащая посуда в моих руках.

Закрыв глаза, я делаю долгий прерывистый вдох, который быстро прерывается резким толчком сзади. Я оборачиваюсь и вижу женщину-охранницу, коренастую и чумную женщину с мужским телосложением, которая была проклятием моего существования со дня моего прибытия.

С осторожным взглядом я выхожу из лифта на холодный бетон. В этом месте никогда не бывает тепло, но холодный воздух на этом этаже из тех, что проникают под кожу и обволакивают кости.

Цель этой встречи — определить, совместимы мы или нет, и Медуза как мне нравится ее называть, здесь чтобы отчитаться перед ведущим врачом и учеными. Если это не удастся, меня просто назначат новому Чемпиону. Я ничего не знаю о своем, кроме того, что он один из трех самых страшных Альф в этом заведении, так что переназначение точно не разобьет мне сердце. Однако по слухам, их губы зашиты, так что я не совсем уверена, как они определяют совместимость или как они ожидают, что он будет есть эту еду, если уж на то пошло.

От сильного стука мои мышцы вздрагивают, и чуть не уронив поднос я поворачиваю голову вправо, чтобы увидеть пыль, падающую с потолка перед одной из многих толстых железных дверей, которые тянутся вдоль каждой стороны коридора. Второй стук слева обращает мое внимание на другую дверь напротив первой.

— Ч-что это? Спрашиваю я, крепко сжимая пальцами ручки подноса.

— Альфы. Ровный и холодный голос Медузы только усиливает страх, пробирающий меня до костей.

— Они тебя чуют. Продолжай двигаться.

Еще один толчок сзади толкает меня вперед, и я клянусь, если я не уроню эти тарелки до того, как доберусь туда, это будет единственное чудо, свидетелем которого я стала в этом месте.

Каждая дверь, мимо которой мы проходим, стучит и гремит, как будто то что находится с другой стороны, может проломиться сквозь нее, до тех пор пока мы не достигнем одной из трех дверей в конце.

Медуза встает между мной и клавиатурой на стене, а над ней — очертания руки.

— Не смотри в глаза. Не говори слишком много. Не плачь. Не смейся. Не издавайте громких звуков. Если он приблизится к тебе, не двигайтесь. Попытаешься бороться или вступить с ним в бой, и ты умрешь. Здесь, внизу, он известен как Валдис, но не называй его по имени. Никогда. Она втягивает воздух и выдыхает через нос, ее взгляд более суровый, чем когда-либо.

— И ни при каких обстоятельствах ты не должна прикасаться к нему.

Разинув рот, я стою ошарашенный ее инструкцией. Как, черт возьми, они определяют совместимость?

Она набирает код и прикладывает руку к контуру над ним. Не прошло и двух секунд, как по коридору разносится щелчок, и дверь скользит влево под порывом холодного воздуха, открывая темную камеру внутри.

Из дверного проема все, что я могу разглядеть, это кровать. Мое сердце так бешено колотится в груди, я уверена что оно вот-вот пробьет мою грудную клетку, чтобы спастись.

Третий толчок отправляет меня, спотыкаясь в комнату, и я ловлю себя на том, что все тарелки разбиваются об пол. Стук двери заставляет меня обернуться и обнаружить, что Медуза оставила меня одну в комнате.

— Эй! Я окликаю ее, делая шаг к двери. Маленький кусочек железа в центре отодвигается в сторону, и меня встречают темные глаза этой несчастной женщины.

— Ты оставляешь меня здесь с ним?

Ее глаза прищуриваются, но я не вижу ее губ, когда она говорит:

— На твоем месте я бы говорила потише.

Широко раскрыв глаза, я снова поворачиваюсь к темной камере, вспоминая, что убийца, зверь созданный этим местом, поджидает меня где-то в тени.

Дыхание с трепетом входит и выходит из моих легких, и я закрываю глаза, желая себе успокоиться.

Проглатывая комок в горле, я снова открываю глаза и обнаруживаю, что он все еще не вышел из своего укрытия. Не то чтобы ему нужно было прятаться от меня. Самкам здесь дают немного больше, чем самцам, но конечно, не столько корма, сколько составляет вес этого подноса.

Физически я не представляю особой угрозы.

— Алло? Я съеживаюсь от дрожащего тона в моем голосе, который заставляет меня звучать как испуганную маленькую девочку. Я одна из немногих женщин, которые продержались здесь четыре года, одна из немногих, кто пережил их эксперименты, вероятно, поэтому меня назначили на этот. В некотором смысле я его женская версия.

— Я принесла тебе немного еды. Подарок.

Никакого движения. Ни звука.

Я оглядываюсь через плечо туда, где Медуза продолжает наблюдать, и пожимаю плечами.

— Ты уверена, что он вообще здесь?

Что-то холодное покалывает мне затылок, посылая мурашки по коже, и я медленно оборачиваюсь, обнаруживая, что тени переместились. Передо мной стоит чудовищная фигура, возможно шести с половиной футов ростом, с длинными жгутами мышц и мощными бицепсами, которые, как я полагаю, проломили несколько черепов. На его обнаженной груди следы драк и плохо зашитые раны, которые растягиваются в изуродованных местах. Боец до смерти. И его телосложение неестественно для этого места, которое морит голодом своих заключенных.

На его голове шлем, напоминающий мне что-то из греческих книг о воинах, которые моя мама читала нам в детстве. Отлитый из железа, он полностью закрывает его лицо, не предлагая ничего, кроме отверстий для глаз, носа и рта.

Он едва ли похож на человека.

Вспоминая приказ не смотреть ему в глаза, я опускаю взгляд, на мгновение отвлекаясь на его мясистые бедра,