Читать книгу - "Мы просили у вечности рай - Виктория Вайт"

зачем спрашиваю. Уверена, он ни черта не забыл. Как же хочется подняться, вцепившись в его объятия. Прижаться хоть на секунду, ощутив теплоту сильного тела. Но я не могу этого сделать. Все, что мне позволяет судьба, лишь смотреть на мужчину, который когда-то мог стать моим счастьем.

— Все помню. — Хрипло отвечает, двигаясь еще ближе ко мне.

— Поцелуй меня, Эмир. — Решительно прошу, понимая, что он может отказать. — В последний раз… — Начинаю хватать недостающий воздух потрескавшимися губами, пристально смотря в карие глаза. — Подари мне мгновение, в котором будем лишь только мы. — Не успеваю договорить фразу, как Эмир бережно трогает пальцами подбородок, прикасаясь губами к губам. Дарит ощущения, которые уносят далеко-далеко. Растворяют в эйфории, позволяя забыть о том, что произошло. — Эмир? — Отстраняюсь, прерывая поцелуй, который для Кинга становиться каторгой.

— Что еще? — Игриво усмехается, забывая о том, зачем пришел в больницу.

— Не облажайся с этой пигалицей. — Усмехаюсь в голос, не уточняя о ком говорю. Хотя Эмир и сам знает. — Она все еще наивна и глупа, но я знаю, что это девочка тебя любит. — Возможно, впервые признаю этот очевидный факт. Сейчас лукавить уже ни к чему. — Пообещай, что будешь с ней счастлив! — Повышаю голос, сама этого не понимая. Наверно это последнее, что я хочу от него услышать.

— Обещаю. — Эмир поднимается на ноги. Целует меня в лоб. Проводя дрожащими пальцами по растрепанным волосам.

Дергаюсь, слыша, как открывается дверь в палату. Вначале я вижу Ирму, на скулах которой поблескивают остатки слез. Следом входит Эффи со своим мужем. Наверно в такой момент больше никто и не нужен. Очаровательная медсестра и доктор входят последними. Он проверяет состояние приборов и расположение капельницы. Готовит необходимые препараты, растягивая время. Только оно мне больше не нужно.

— Можно начинать. — Обращаюсь к доктору, хотя смотрю на всех присутствовавших в моей палате. По очереди. Мужчина, не отвечая согласно кивает, набирая препарат в шприц. Начинает вводить лекарство через капельницу, и я тут же поворачиваю голову, смотря только на Кинга.

— Эмир, — сглатываю липкую слюну, чувствуя, как вены распирает изнутри, — второй конверт открой завтра утром. — Просьба, которую он обязательно выполнит. Переводя взгляд, вижу, что Эффи ревет в голос, не удерживая не единой эмоции. Цепляется руками за своего мужа, отворачивая голову. Чтобы я не видела этого отчаянного горя. Не прошеные слезы и у меня по щекам скатываются. Только опьянение рассудка, начинает абстрагировать от окружающей реальности, которую я покидаю навсегда. Последнее четкое воспоминание. Крохотное и мимолетное. Скупая одинокая слеза на щеке Эмира. Глаза прикрываю, чувствуя словно засыпаю. Становиться темно, но в то же время тепло и по-особенному уютно. Будто ты сначала падаешь в бездну, а затем вспоминаешь, что за твоей спиной есть крылья. Это не мрак. Не тьма. Это свобода. Та самая, которую мало кто способен познать. Луч света. Тихий голос. Рука, крепко держащая запястье. Мама. Обнимает. К себе прижимает. Целует. И мне лет восемь наверно. Или около десяти. Мы идем по цветущему саду мимо развесистых яблонь. К качелям. Смеюсь, что-то проговаривая маме. Понимая, что этот сад такой же, как был в рассказах Ирмы. Я никогда в нем не была, но это рай для меня и мамы. Боль закончилась, оставляя полноценную свободу, которую удалось обрести только после смерти.

Эмир.

Еще несколько дней назад ты смотрел в глаза живому человеку, а сейчас сидишь на его могиле, все еще не веря в подобную смерть. Амани поставила всех перед фактом, не позволив никому возразить. Сначала, мне хотелось проявить характер, запретив совершать это безумство. Только за всю жизнь, это наверно было самым разумным ее решением. Вот так меняются люди под гнетом обстоятельств. Проводят черту, после которой не будет обратного пути. А теперь я держу в руках букет цветов, которые Амани безумно любила. Простые белые камелии. Без роскоши и изысков. Кладу их на свежую могилу, на секунду глаза закрывая. Вспоминая ту ужасную секунду в больнице, когда ее сердце биться перестало. То состояние сложно передать словами. Тело до сих пор скованно болью и беспомощностью. Внутри участок пустоты, который сложно будет чем-то заполнить. В боковом кармане кожаной куртке лежит то самое письмо, которое я пообещал прочесть после ее смерти. Не решался. Достаю бумажный конверт, ощущая жжение в подушечках пальцев от прикосновения к бумаге. Приседаю на корточки около могилы Амани, несколько раз поворачивая конверт в руках.

— Что же мучило тебя, Амани? — Спрашиваю так, словно она сейчас же ответит на мой вопрос. Смотрю на фото в золотой рамке, все еще не веря, что ее больше нет в живых. — Почему ты не решилась сама мне это рассказать? — Еще один вопрос, после чего я распечатываю конверт, доставая из него сложенный листок и несколько фотографий. Продолжаю пристально смотреть на ее жизнерадостный взгляд и счастливую улыбку. Не решаясь взглянуть на фото. Но когда же все-таки делаю это, внутри все цепенеет. Первое же фото. Маленький сверток лежит на грязном покрывале. При тщательном рассмотрении можно заметить в нем ребенка. Малыша с темными волосами. Болезненного. С синеватой кожей. Худого, словно он недоношенный. Второе фото более близкое и детализированное. Не сразу соображаю, для чего Амани оставила мне их, пока не замечаю на руке малыша родинку в форме месяца. У меня такая же была, пока я не укрыл ее за множеством татуировок. Мелкая дрожь встряхивает тело. Сердце, делая удар, замирает. Руки начинают дрожать, и я роняю обе фотографии на могилу, уже понимая, кто на них изображен. Остается только прочесть письмо, чтобы догадки подтвердились.

Глава 62

Эмир.

Всего несколько движений меня отделяют от того момента, как я начну читать то, что написано в письме, оставленном Амани. Сжимаю сложенный листок дрожащими пальцами, не в силах сделать, можно сказать, последний шаг. Сердце сначала замирает, а затем начинает дико стучать, разгоняя застывшую кровь в венах. Сейчас самое время, чтобы поставить точку. Узнать, что тревожило Амани последнее время. Что так и не решилась рассказать, открыто и честно посмотрев в глаза. Наверно, действительно, гораздо проще выразить свои чувства и эмоции, изложив их на бумаге. Амани была чертовски сильной личностью, но все же не смогла выговориться. Разворачиваю листок, смотря на первые несколько написанных строк. Непременно, это письмо написано рукой Амани. Причем довольно давно. Пропитано слезами и отчаянием. Болью, которая продолжительное время терзало ее сердце. Первые же слова в письме крепко удерживают за душу. Хватают за горло, напрочь перекрывая кислород.

«Эмир. Прошу тебя.