Читать книгу - "Никогда_не... - Таня Танич"

Первый раз мы не смогли пересечься в выбранном месте из-за того, что его неожиданно заняли уличные музыканты, собравшие вокруг себя толпы нетрезво подпревающих и сорящих деньгами гуляк

Во второй раз, уже увидев свет фар его машины, я натолкнулась на новую шумную компанию — одну из тех, кто вечно заседал в кафе у Дэна. Хорошо поддатые подростки, которым отпустили спиртное не такие щепетильные, как Дэн и Серёжка, продавцы, добродушно и очень навязчиво повторяли, что обязательно придут завтра, потому что «это тема» и «вот Виолка, была у нас такая, ну, вы, наверное, знаете… Вот она была бы рада. Все так говорят!»

Так я и думала. На волне все ещё неутихших волнений после недавней смерти Виолы наш с Вэлом флешмоб воспринимается, как мероприятие, напрямую посвящённое ей. Хотя народ до сих пор не понимает, почему так вышло, мало того — не все уверены, травили Виолу или нет. Вообще-то, конечно, да, выражают общее мнение парни, изрядно заговариваясь. Но только не свои. Свои ее всегда поддерживали.

Это все проклятый интернет.

Наконец, сбежав от буйных подростков, я быстро прыгаю на переднее сиденье рядом с Артуром, как грабитель, только что обчистивший банк, и мы трогаемся так резко, что все меры осторожности летят коту хвост. Народ оглядывается на отъезжающую с визгом и шумом машину, кто-то ворчит или сердито ругается — я слышу это в открытое окно и инстинктивно сползаю вниз по сиденью. Здесь все друг друга знают и кем-то друг другу приходятся — не хватало, чтобы меня увидели и донесли кому не надо. Например, Тамаре Гордеевне. В обмен на снятие венца безбрачия.

Но и здесь мы не можем поговорить — Артуру постоянно звонят на мобильный. Явление настолько привычное, что без этого я его уже не представляю. И, конечно же, это семья — я вижу это по играющим желвакам на его лице, по тому, как сдержанно, стараясь не уточнять детали, он отвечает на вопросы, по тому, как хочет быстрее прервать разговор, но ему звонят — снова и снова, и мне остаётся только удивляться такой настойчивости и стараться не злиться, делая категоричные выводы. Ведь это Никишины — люди, открывшимися мне с другой стороны спустя столько лет, но в сущности — неплохие же. И не злые, просто беспардонные.

В итоге, мы успеваем перекинуться только парой-тройкой фраз, пока находимся в пути. Артур едет очень быстро — он так гнал только, когда мы возвращались с ним из нашей первой поездки за город. И мне снова ни капли страшно. Беспечность? Снова задаю себе этот вопрос и даю один и тот же ответ — нет, доверие.

Спустя восемь часов наш странный пляж больше не напоминает шумный и переполненный людьми каменный муравейник, окутанный ароматом подгоревшего масла, шашлыков и алкоголя. Здесь абсолютно никого нет — не каждый решится в одиночку прийти сюда так поздно, а компании или парочки не считают это место привлекательным для купания в ночи. Тут слишком темно — ни одного фонаря, а если спускаться вниз, к воде, на острых камнях можно поскользнуться и свернуть себе ногу, если не шею.

Так странно — там, где совсем недавно мы были зажаты десятками взглядов и не могли пошевелиться, теперь мы не стеснены ничем. Артур последний раз отвечает на звонок, пока я бросаю на землю свернутый плед, который взяла с собой из дому, распаковываю лампу-диод, работающую от батареи и достаю из чехла камеру, чтобы настроить ночной режим.

— Всё? — спрашиваю его, когда, поговорив, он садится рядом и сморит так, как смотрел здесь же днем — пронизывающе, до косточек.

— Всё, — говорит он и, протягивая руку, ловит мою ладонь совсем не так, как это было недавно, в окружении толпы народа. Теперь нам не надо контролировать себя, и схлынувшее оцепенение отдаёт каким-то пьяным головокружением.

— Скажи, это было очень плохо? Мы с тобой совсем облажались сегодня? — подчиняясь его жесту, подаюсь вперед, сажусь ему на колени и свободной рукой обнимаю за шею.

— Не знаю, Полин… — негромко говорит Артур, и по его голосу я не могу понять, беспокоит ли его это на самом деле. — Я просто завис. Надо было что-то сделать… А я не знал, что.

— Ну и ладно. И ничего страшного. Пофиг, да? — знакомое чувство, когда он рядом, начинает плавно отключать все сигналы опасности в моей голове, да и голову в целом. — Нам же тут два-три дня осталось, не больше. И надо успеть только самое главное.

Смотрю на него, не отрываясь, и вижу, как кольцевой свет от лампы отражается в его глазах, делая их какими-то неземными. Какой же он красивый. Всё, чего я хочу — всё в одном человеке. Разве так бывает?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Мои пальцы скользят по его щекам и подбородку, спускаются вниз, к шее, к груди и животу, нащупывают край футболки. Наклоняюсь к нему вплотную, но останавливаясь за секунду до поцелуя, начинаю раздевать его, не зная, чего больше в моих движениях — открытого эротизма, или желания художника создать картину, которую я уже вижу, но которой еще нет. И которую я хочу создать прямо сейчас, с помощью камеры и игры света и тени.

Артур сам — уже совершенная картина. Шедевр, который не нуждается в обработке. Поэтому будет только крупный план. Он, его мимика, глаза, тело — фрагментами, которые сложатся в единую мозаику. А эти каменистые склоны, которые в рассеянном холодном свете выглядят как инопланетные пейзажи, своим минимализмом не будут отвлекать от главного — от него.

— Я хочу, чтобы ты разделся, полностью. Помнишь, как мы договаривались? Я буду снимать тебя обнаженным. Ты слишком красивый для любой одежды.

Конечно же, он помнит все — и следом за футболкой я стягиваю с него джинсы, параллельно останавливая его руки, которые пробираются мне под платье, поднимая его высоко на бёдрах.

— Нет, не сейчас, — накрываю своей ладонью его ладонь, чувствуя, как его пальцы впиваются мне в кожу. — Сейчас я работаю. А ты расслабляешься и получаешь удовольствие.

— Легко сказать — расслабляешься, — улыбается он, но тут же замечает, что я не реагирую — я никогда не реагирую, когда поймала волну, мне не смешно, не грустно, не больно и не радостно. Все чувства выключены, есть только желание как можно точнее воссоздать то, что уже возникло в моей голове.

— Что надо делать? — только и говорит он, отпуская меня, но не опуская взгляд.

— Ничего, — я абсолютно искренне так считаю. У меня нет четкого плана, одна только общая идея и знание того, что должно выйти в итоге. А как мы придём к этому — неважно. Это же и есть самое интересное. Съёмка — это всегда непредсказуемый диалог по обе стороны камеры, так что пусть все идёт своим путём.