Читать книгу - "Запах магнолий - Светлана Мерцалова"

— Что ты хочешь сказать?

— C твоей матерью мы не спали после твоего рождения. Не мог же я жить так всю жизнь.

— Конечно, ради меня этого делать не стоило.

— Можно прожить всю жизнь и ничего себе не позволить — ни любви, ни страсти, ничего. Жить ради детей. Потом стареешь, дети вырастают и вылетают из гнезда, и им на тебя наплевать. У них уже своя любовь, своя страсть и свои дети, а твоя жизнь прошла и нечего вспомнить…

— Зато сейчас у тебя воспоминаний хоть отбавляй, — ехидно съязвила Оксана.

— Воспоминания — это единственное, что остается с нами до самой смерти.

— Заметила это в твоей комнате — на всех фотографияхона.

— Я хотел быть не только отцом, но и мужчиной. Твоя мать была ужасная женщина. Она давила на всех. С ней я не чувствовал себя мужчиной. Ненавидя ее, всю свою любовь, что была в моем сердце, я обратил на тебя. Жил лишь тобой…

— Пока на горизонте не появиласьона.

— Я не перестал любить тебя и после этого, — оправдывался Лавров.

— Конечно, нет. Просто я отошла на второе место.

— Это неправда! Мое отношение к тебе не изменилось. Тебя я любил как дочь, а Наташу как женщину.

— Как ты любил маму?

— Не было у меня к ней любви, и не мог я больше поддерживать видимость брака.

— Даже ради меня?

— Даже ради тебя. Если б я не развелся, то позже ты все равно бы перестала нуждаться во мне, как все подростки. В своем эгоизме ты б забыла, что у тебя есть отец и все время проводила в компании сверстников.

— Конечно.

— Не строй из себя пострадавшую. Ты действуешь еще жестче. Как только тебе надоел очередной жеребец, ты его бросаешь, даже не задумываясь о дочери. От меня же ты требуешь жертвы. Ошибка, совершенная другим, всегда кажется гадкой, но стоит нам самим сделать подобное, и это уже не выглядит так плохо. Чужие пороки всегда хуже наших пороков. Свои мы всегда можем оправдать, а чужие судим по полной. Что же ты мне ставишь в упрек, если сама знаешь, как тяжело жить с человеком, которого не любишь?..

— За что тыеетак любил?

Лавров на секунду задумался:

— Наташу? За все, даже за недостатки. Она была расточительна, лжива, эгоистична. Я готов был ей простить все — ложь, измену, только бы она была со мной. Не мог жить без нее! Это было наваждение! С ней каждый раз умирал и рождался заново, я чувствовал себя молодым!

— Не верю в это… не могу поверить, — замотала головой Оксана.

— Почему?

— Я не знала такой любви. Никогда и ничем я не жертвовала ни для кого…

— Ты никогда не любила?

— Мне казалось, что любила, — задумалась Оксана. — Но и ради него я не пошла на жертву.

— Ты еще большая эгоистка, чем я думал. Мы тебя перелюбили в детстве…

— Кто перелюбил меня? — закричала Оксана. — Мать меня не любила! Ты!.. Ты любил, но потом предал! Я не всегда была такая… Я знаю… Я изменилась после того, как ты от нас ушел!

— Давай! Вали все на меня! Эгоисткой ты стала из-за меня! Два раза вышла замуж непонятно зачем, тоже из-за меня? Ребенка родила непонятно зачем, тоже из-за меня? Почему ты молчала? Ждала столько лет, а сейчас обвиняешь меня?

Лавров захрипел и схватился за сердце.

— Так какого хрена ты вообще не вычеркнул меня из своей жизни? Почему не ушел совсем и не оставил меня в покое? — кричала Оксана, кричала, не в силах остановиться.

В ней вдруг вскипела ненависть за все обиды, что отец причинил ей:

— Это как ампутация — очень больно, но в самом начале. Потом привыкаешь жить без этого органа…

— Что ты себе позволяешь? — прохрипел Лавров. — Приехала, разворошила прошлое, во всем обвинила меня! Столько лет злилась на свою неудавшуюся жизнь. Какая ты безжалостная! Ответь, в чем я виноват?

— Я росла никому не нужная. Ты был занят толькоею, а у матери была своя жизнь, и я не вписывалась в эту жизнь. Для тебя это была интрига, а для меня загубленная жизнь. Я даже не обижаюсь нанее, ведьонамне ничего не должна и ничего не обещала, — Оксана задыхалась, со злостью выкрикивая слова. — А вот ты… ты!.. Ты!

Оксана на минуту замолчала, словно собираясь с силами. На нее было страшно смотреть — лицо побелело, зрачки расширились, рот перекосился от гнева.

— Послушай, не будем начинать все с начала. Я уже сказал, что очень сожалею о том, что я любил Наташу. В этом моя вина, если уж я в чем— то виноват перед тобой?

Взгляды их встретились — в ее глазах была такая тоска, и тут Лавров понял, как она несчастна, и как вся исстрадалась. Она зло прошептала:

— Ты попросил прощение и думаешь после этих слов все сразу изменится?

— Да, я совершил ошибку! Все совершают ошибки, но не моя вина, что вы не нашли друг с другом общий язык. Наташа была эгоистична. Ты тоже. Никто из вас и не пытался сделать первый шаг. Закончим с этим!

— Наши несчастья в том, что мы эгоисты и всегда ими были. Ты в свое время думал лишь о наслаждении. Я же хотела тебя, всего тебя только для себя. Сейчас та же картина у меня с дочерью — я не могу ее любить, а она не любит меня. Такое ощущение, что мы прокляты!

Она замолчала. Мотылек упорно бился о лампу ночника.

— Ты вот обижаешься на меня, а мне не на кого обижаться, — начал Лавров. — Мать после смерти отца стала нелюдимой. Я с детства завидовал приятелям, тем, у кого были отцы, сестры, братья. Мне было неуютно с матерью, которая замкнулась в себе, не гладила меня по голове. Но я благодарен своим родителям за то, что родился. Ведь они дали мне самое дорогое — жизнь…

— Не очень-то я уверена, что жизнь дорога, если она так безрадостна.

— Значит, мы сами ее такой делаем. Только мы, но никто другой. Как мы любим обвинять всех, но никогда себя…

— Папа, ты лучше расскажи мне о маме. Я никогда тебя не спрашивала о ней. Как случилось, что ты женился на ней? Ты был таким интересным мужчиной…

— В молодости она была хороша, но быстро подурнела: то ли из-за ее характера, то ли из-за родов. Она тяжело рожала, долго болела. После болезни вся сникла, потускнела. Мы стали спать в разных комнатах, она ревновала меня ко всем, даже к своим подругам. Вскоре вычеркнула из жизни всех подруг, а потом и меня…

Полностью утратив чувство времени, они не заметили как просидели несколько часов. Очнулись лишь тогда, когда часы показали полвторого ночи. Бутылка опустела, в пепельнице — гора окурков.

Сквозь листья каштана виднелись звезды, рассыпанные по черному небу. На улицах ни души, полнейшая тишина. Кажется, будто весь мир умер…

Лицо отца, освещенное свечами, казалось мягче и теплее, оно казалось таким родным. Оксана подошла и прижалась к нему, чувствуя, как душа ее освобождается от груза тяжелых воспоминаний. В душе она прощала отца и умоляла его о прощении. Лишь после того как вместе со слезами испарилась вся ненависть, она почувствовала нежность к отцу.