Читать книгу - "Любовь на Утином острове - Марианна Лесли"

Она отвела глаза.

– Я не обижаюсь. Я сама во всем виновата. Не соображала, что говорю, что делаю.

Алан присел рядом с ней на корточки и задумчиво провел по бархатистой щеке костяшками пальцев. Горячие иголочки побежали по руке там, где они соприкоснулись с ее мягкой кожей. Он торопливо отдернул руку.

– Просто у тебя был стресс. Теперь уже все в порядке, но мы пока еще не можем выбраться отсюда. Ветер окреп, так что какое-то время нам придется пробыть здесь. – Он улыбнулся уголками губ. – Придется нам на это время заключить перемирие, чернявая.

Дженни прижала к груди спальный мешок.

– Не знала, что мы ведем войну.

– Мышцы на его лице чуть заметно дрогнули, как если бы он старался сдержать улыбку.

– Ну, это нельзя назвать войной. Так, парочка небольших перестрелок.

Эта шутка вызвала слабую улыбку у нее на лице.

У него возникло желание лелеять и защищать эту девчонку, которая в данную минуту была похожа на нахохлившегося галчонка, и это желание уже не вызывало удивления, как, впрочем, и желание забраться с этим галчонком под одеяло и предаться любви.

– Давай-ка руку, я посмотрю.

Не колеблясь ни секунды, она протянула ему руку. Он осторожно взял ее, подумав при этом, что, пожалуй, война в данном случае была бы для него гораздо безопаснее мира. Но, когда он осмотрел ее руку, тревога вытеснила все остальные мысли.

– Черт побери, Дженни, похоже на перелом!

– Что-то в этом роде я и подозревала, – вздохнула она, потом поморщилась.

Он действовал крайне осторожно, но понимал, что ей все равно очень больно, хотя она и старалась не подавать виду. Была повреждена кость у основания большого пальца. Он внимательно посмотрел на нее.

– Почему ты не сказала, что тебе больно?

– А что тут говорить? От нытья все равно ничего не изменится.

Она была упряма, как тонкое деревце, которое гнется, но не ломается под напором ветра. Она, как и дерево, крепко стоит на земле, держась за нее корнями. Алан всегда считал себя твердым как скала и несгибаемым, но оказалось, что даже такому закаленному воину, как он, есть чему поучиться у Дженифер Моррис.

– Попробуй пошевелить пальцем.

Она прерывисто задышала носом, и лишь это и указывало на то, что она сделала попытку.

– Так, хорошо, а теперь спокойно, не шевели им! – приказал Алан. Он встал коленями на пол, облизал пересохшие губы и мысленно приготовился к тому, что сейчас сделает. Ей будет чертовски больно, но ждать не стоит. – Так, молодец. А теперь самое время проверить, насколько хорошо ты знакома с нецензурной лексикой. Я собираюсь поставить сместившуюся кость на место, поэтому будет очень больно. – Без дальнейших колебаний он дернул ее за палец.

Дженни вскрикнула, затем смертельно побледнела. Закусив губу, она стала делать глубокие вдохи и выдохи.

– Вот и хорошо. Ты просто молодчина. Теперь все хорошо, – повторял он как заведенный, чувствуя ее боль как свою собственную. – Самое страшное позади. Теперь осталось потерпеть, пока я наложу тугую повязку. Я забинтую руку, и боль уменьшится. Ты слышишь меня, Дженни?

Она слегка кивнула.

– Хорошая девочка, умница. – Приговаривая ободряющие слова, он быстро соорудил шину из кусочка дерева и умело и аккуратно забинтовал руку бинтом из аптечки «скорой помощи».

– У тебя ловко получается.

Он обрадовался, услышав, что ее голос снова звучит ровно, и ответил не задумываясь.

– Ранение обычная вещь во время военных действий, поэтому каждому бойцу необходимо иметь навыки первой медицинской помощи. Например, в Ираке некоторые из наших пехотинцев… – Он резко остановился на середине фразы, только сейчас сообразив, что именно он говорит. Их глаза встретились. – В общем, я много чего умею.

В глазах Дженни читалось множество вопросов, но, к ее чести, она не задала ни одного.

Алан завязал бинт и проверил свою работу.

– Ну как, не очень больно?

– Нет, ничего, терпимо.

– Догадываюсь, что больно ужасно, но потерпи немного, скоро станет легче. – Он еще раз проверил повязку. – Не слишком туго?

Она покачала головой.

– Где-то здесь я видел аспирин, – сказал Алан, роясь в аптечке, пока не нашел то, что искал. – Вот, доктор Маклей прописывает тебе аспирин. Прими сразу две таблетки, чтобы немного облегчить боль, к тому же это снимет опухоль руки вместе с отеками от царапин, которые ты наверняка получила, выбираясь из воды.

Она взяла у него таблетки.

– Спасибо, Алан. Я не привыкла, чтобы обо мне кто-то заботился.

Да и он не привык заботиться о ком бы то ни было, кроме своих подчиненных, и ему не хотелось бы к этому привыкать – слишком уж ему это понравилось. Поднявшись, он налил ей холодного кофе и посмотрел, как она проглотила аспирин.

– Сколько тебе лет? – неожиданно спросил он и сразу же пожалел об этом. Он вспомнил, как уже однажды спрашивал о возрасте.

– В июле мне исполнилось двадцать пять, поэтому даже и не надейся, что я прощу тебе «малышку» и «маленькую девочку», – ответила она, сдержанно улыбаясь.

Ей понравилось его удивление, а Алан был доволен, что к ней вернулся боевой дух.

– По сравнению с моими тридцатью восемью ты все равно еще ребенок и все твои выходки типичные выходки незрелого подростка.

Опустив веки, она уставилась в свою чашку.

– Понимаешь, Алан, «Кедры» мой единственный дом. Мне больно и страшно думать, что очень скоро я могу его потерять.

Он постарался сделать вид, что не замечает тоскливых ноток безысходности в ее голосе, и не обращать внимания на комок в горле.

– Может, просто не судьба.

Дженни глубоко вздохнула, затем прошептала:

– Может, и так.

Алан понимал, что должен немедленно проложить расстояние между ними, иначе он не сдержится и совершит какую-нибудь глупость, например заключит ее в объятия и исцелит ее боль своей любовью.

Он накинул плащ и пошел к двери.

– Пойду проверю лодку и твой каяк. Хочу посмотреть, нельзя ли из их останков слепить что-нибудь одно, способное плыть.

– Алан.

Ее тихий голос остановил его у самой двери. Она окликнула его еще раз, прежде чем он обернулся, чувствуя, что комок в горле достиг угрожающих размеров.

– Спасибо тебе.

Это чувство, захватившее ее, подчинившее ее себе, похоже на болезнь, подумала Дженни, когда дверь за ним захлопнулась. Оно пленило ее сердце и душу и уже стало угрожать самой жизни. Это чувство проникло даже в мысли. Название этой болезни – Алан. И, похоже, она неизлечима.