Читать книгу - "Два месяца и три дня - Алиса Клевер"

Но он этого не делает. Вместо этого он отпускает ее. Он смотрит на нее с непонятным ей сожалением.

– Вы просто ходячая провокация, вы знаете это? – Он ласково улыбается, но момент упущен, и он уже далеко, уже не с нею, не рядом, и от этой мысли Арине становится невыносимо грустно. Зачем он пришел? Чтобы снова уйти? Только не это.

– Я вас не понимаю. – Арина делает титанические усилия, чтобы не заплакать, но ничего не получается, и глаза ее наполняются влагой.

– Вам лучше поехать домой. – Он снова становится отстраненным и незнакомым, чужим. – Я не должен был… Мне не стоило приезжать. Я вызову вам такси.

– Нет, только не надо мне опять вызывать ваше чертово такси, – зло отвечает Арина. – Я вернусь на работу. И это вообще не ваше дело. А вы… – Ее раздражение доходит до максимальной точки. – Знаете что? Я понятия не имею, для чего вы вломились ко мне – иначе не скажешь, простите. Но вы абсолютно правы, не стоило вам приезжать.

Иди, Белоснежка, иди. Сосредоточься на чем-то своем и шагай по теплому асфальту, раз-два. Раз-два. Он просто псих, этот чертов фотограф. Красивый, непредсказуемый псих. Может быть, даже маньяк. Нужно успокоиться. Уйти куда-то, куда угодно. Только не оборачиваться. Дальше, дальше. Как можно дальше отсюда, от этого ненавистного мистера «черт его знает, что у него на уме». А этот почти поцелуй, при мыслях о котором у нее до сих пор жаром наливаются щеки! Никогда, ни с кем, ни разу в жизни она не испытывала ничего похожего. «Ну и не надо!» – подумала она со злостью.

Но тут чьи-то руки – его руки – остановили ее одним сильным рывком. Максим легко развернул ее, обхватил сильными руками и прижал к кирпичной стене дома, не оставив возможности даже дышать. Так и держал ее, пока она билась, пытаясь вырваться, кричала что-то неразборчивое и стучала кулачками по его груди. Когда же немного успокоилась, он ослабил объятия, взял ее за подбородок и заглянул ей в глаза.

– Вот видите, Белоснежка! Если бы я был хорошим человеком, я бы вас отпустил и не сказал больше ни слова. Но как я уже доводил до вашего сведения, человек я не слишком хороший, и я хочу вас.

– Что? – Она замерла на грани реального и нереального, не зная, как реагировать – чувства ее еще не знали такого рода эмоций.

– В вас есть что-то неуловимое, что-то редкое. Мне хочется вас рисовать. Мне хочется обладать вами. Трахать вас. Но вы действительно приличная девушка. И это создает для меня определенные проблемы.

Это прозвучало грубо, непристойно, но от этих слов с Ариной случилось что-то и вовсе неправильное. Как яркая вспышка – она в его руках, она под ним, кричит и бьется, как это бывало с Нелли. Его ладонь накрывает ее грудь. Он хочет ее «трахать». Грубое слово, как жгучий чилийский перец, заставляло остолбенеть от целой гаммы ощущений, главным среди которых было возбуждение. Не странно ли – слышать такое и возбуждаться? «Трахать» – вот что он будет делать с нею, но вместо того чтобы возмутиться, Арина таяла, как капля меда на теплом круассане.

Он хочет ее.

– Я завтра улетаю в Берлин, – продолжал он деловым тоном, словно то, что он говорит, было в порядке вещей. – И я хотел бы, чтобы вы полетели со мной. Собственно, ради этого я вас и нашел. Чтобы сделать вам предложение.

– Полететь… с вами? – онемела Арина. – Но у меня работа, учеба…

Максим замолчал. Его взгляд на нее стал удивленным.

– Вы говорите так, словно бы дело только в этом, но поверьте, это все – ваша наименьшая проблема. Дослушайте меня, дорогая моя девочка. То, что я вам предлагаю, совершенно аморально и неправильно, и вам стоит сразу отвергнуть мое предложение. Возможно, влепить мне пощечину.

– Но что именно вы мне предлагаете? – прошелестела Арина одними губами, бледнея.

– Я делаю вам предложение, моя дорогая Белоснежка. Я возьму вас с собой в Берлин. Я хочу, чтобы вы провели со мной это лето. Вы будете мне помогать – что-то вроде ассистента, если угодно. Я вам заплачу. Щедро. И я буду вас рисовать, буду делать фотографии. О, чего я только не стану делать с вами, – сквозь его притворно спокойный тон прорвались языки пламени. Арина вздрогнула. «Я хочу трахать вас», «Я вам заплачу. Щедро». Вдруг ее охватил озноб – в этой воцарившейся в Москве духоте. Ее колотило от этих слов, так что стучали зубы, а Максим продолжал как ни в чем не бывало.

– Это было бы и взаимно приятно, и взаимовыгодно. О, и я так много мог бы вам показать! И все это вполне выполнимо, вы не находите? Остается только одна проблема…

– Проблема… – эхом повторила она. – Какая? – машинально спросила она через мгновение, направив все силы на то, чтобы унять дрожь. Кажется, надо постараться расслабить мышцы – но тогда она попросту упадет, сползет на землю, прямо Максиму под ноги, еще чего не хватало…

– Я бы не хотел разбивать вам сердце. Мне было бы жаль вас поломать. – Холодный душ. Ледяной ветер. Ураган сметает все смутные, неприличные, манящие и запретные мысли. И остается только какая-то пустота. Ему жаль ее – поломать?

– Я не понимаю вас! – Краешком сознания Арина отметила, как часто она говорила это сегодня. Она не понимает его! Господи, не понимает! Но разве можно его понять?

– Что ж, поясню, – охотно согласился он. – Я знаю, что нравлюсь вам. Вы уж простите, дорогая Белоснежка, но это видно невооруженным глазом. Да-да, и не пытайтесь мне возражать. Вы хотите, чтобы я вас поцеловал. Однако я думаю, что вы, к сожалению, верите в любовь и мечтаете о счастье.

– Все мечтают о счастье. Как же иначе? – простодушно отвечала Арина, и в глазах ее всплеснуло недоумение: разве можно жить как-то иначе? Мечтать о чем-то другом? О чем же?..

– В том-то и дело, что вы заблуждаетесь. Вовсе не все. Я, к примеру, к счастью совершенно равнодушен. Красота, скоротечная и неповторимая, – да. Наслаждение – да. Но я не мечтаю о счастье, – Максим произнес это с какой-то усталой интонацией, будто эти слова набили ему оскомину, но он вынужден их повторять снова и снова. – Я только хочу услышать, как вы будете стонать под моими руками. Я хочу показать вам то, чего стоит настоящее наслаждение – такое, какого у вас нет и может никогда не случиться. А еще – очень хочу увидеть вас голой.

Он замолчал и внимательно следил за тем, как менялось выражение ее глаз, за отражением эмоций на ее лице – от яростного возмущения до пламени на щеках. Мысли, как яркие вспышки, уже разрывали ее сознание. Он хочет видеть ее голой. Он не верит в счастье. Как так? А во что еще верить? Это лето. Лето во всем виновато – вон небо какое бездонное, и звезды на нем почти не видны, их свет перебивают городские огни – здесь, внизу, они ярче, чем высокий небесный свет вечных звезд… Все, что с нею происходило в этот момент, не помещалось в привычные рамки ее мироздания. Он предлагает ей лето.

– Значит, мне придется спать с вами? – прямодушно спросила Арина шепотом.

– Придется? – Максим рассмеялся, но глаза его при этом оставались холодными. Не глаза, а две серых блестящих льдинки. – Что ж, нет, не придется. Только если вы сами того пожелаете.