Читать книгу - "Двойняшки для Медведя - Юлия Созонова"

Ещё б я знал, с чего начать этот разговор. Потому что к своим почти тридцати я так и не привык копаться в себе и собственном прошлом. Особенно — прилюдно.

— Ты с клиентами так же разговариваешь? — криво усмехнувшись, я вытащил зубочистку из баночки на столе и принялся вертеть её в пальцах. — Просто интересно стало, сколько раз ты успевал выхватить от них за такой требовательный, можно сказать, приказной тон.

— Макс.

А вот это был запрещённый приём. Вот это вот понимающее выражение лица, дружеское участие, так и сквозившее в каждом слове, в каждом жесте приятеля. И вроде бы ты понимал, что тебе хотят помочь, хотят поддержать, а легче почему-то не становилось. Да и вообще.

Сложно признавать то, что ты по собственной глупости прое… Кхм, упустил единственные нормальные отношения в собственной жизни. И как бы я не пытался подобрать слова, придумать с чего начать этот долбанный разговор по душам, ни черта у меня не получалось.

Такое ощущение, что разом отказали и мозги, и красноречие и инстинкт самосохранения. Тот самый, что предательски молчал, когда я поверил в то, что вариант «жениться по-быстрому» может что-то изменить или исправить.

Глубоко вздохнув, я дёрнул ворот рубашки и нехотя проговорил, не глядя на приятеля:

— Давай так. Я кратко обрисую ситуацию, а ты потом уточнишь то, что хочешь. Идёт?

— Идёт, — легко согласился Ильин, не сводя с меня пристального взгляда. — Итак?

Снова вздохнув, я машинально потёр переносицу. И чуть помолчав, выдал товарищу краткую, изрядно отредактированную версию своих отношений с Ириной. Да, я познакомился с ней, когда она ещё училась в институте. Да, она нравилась мне и даже больше. Да, я оказался не готов меняться ради другого человека и спокойно принял её решение разойтись. Да, я не слышал о ней и не вспоминал про неё почти два года и понятия не имел, что она была беременна и родила.

И да, всё было именно так. За одним ма-а-аленьким исключением. Только сейчас я начал понимать, как тяжело ей было одной, в чужом городе, без родных и друзей. Только сейчас я стал осознавать, как трудно ей было мириться с моим хреновым характером, ломать себя под чужие привычки и прочую дребедень. Терпеть ненормированный рабочий день, постоянные звонки и довольствоваться скупыми знаками внимания.

О которых я вспоминал раз в неделю, если не реже.

Сжав кулаки, я стиснул зубы так, что заныла челюсть. Ну да, я был тот ещё подарочек. Был и есть. А она — только улыбалась и молчала о том, что творилось у неё на душе. Потому что я, дебила кусок, сам заявил, что вся эта сопливая, романтичная чушь и разговоры по душам не для меня. Сам прогибал её под себя, сам ломал, сам вырывал с корнем любой намёк на привязанность. Всё сам.

Очень уж, млять, самостоятельным оказался мальчик Максим. Вот ещё бы сам придумал, как теперь всё это исправить — цены бы ему не было!

— И ты действительно не вспоминал? — уточнил Гор, так и не притронувшись к своему кофе по-ирландски. Вместо этого друг сцепил пальцы в замок и сверлил меня нечитаемым, слишком внимательным взглядом. — Серьёзно?

— Не вспоминал, — уклончиво ответил я, вновь вертя в пальцах несчастную зубочистку. И это тоже было правдой, ну, большей её частью.

Потому что я убедил себя в том, что так будет лучше. Для меня, для Ирины, для всех. В конце концов, даже одиночество было куда привлекательнее, чем эти половинчатые отношения без каких-либо обязательств и гарантий с моей стороны. Разве нет?

Подняв взгляд на подозрительно молчаливого приятеля, я криво усмехнулся. И сжал пальцами зубочистку, ломая её пополам. Потому что, судя по выразительному взгляду и этой вот многозначительной тишине, всё-таки я был не прав. И прямо сейчас меня ждал подробный разбор того, где, как и насколько я облажался, вычеркнув Ирину из собственной жизни.

Нет, даже не так. Мне явно хотели на пальцах объяснить, какой я тупоголовый придурок, раз променял нормальные отношения на разовый перепих для галочки и мимолётные, однодневные связи. Вот уж не знаю, как давно Ильин заделался экспертом в отношениях, но с лекцией и нотациями друг опоздал.

Года так на полтора, если не больше.

— Ну ты и муда-а-ак, — наконец, задумчиво протянул Гор, рассеянно размешивая холодный кофе. — Втащить бы тебе, для прояснения сознания… Но мы ж друзья, вроде как.

— Вроде как?

Если я хотел сбить его с намеченного курса, то у меня не вышло. Ильин на такую детскую подначку предсказуемо не повёлся. Только головой качнул, намекая, что все игры давно закончились. И я так же молча кивнул в ответ, соглашаясь.

Чего уж там, и так доигрался дальше просто некуда.

— Знаешь, что самое хреновое, Гор? Во всей этой ситуации? — засунув в рот очередную зубочистку, я рассеянно гонял её из одного уголка рта в другой. Жутко хотелось напиться. В хлам, до родимых зелёных человечков и приятного, пустого отупения. Чтоб, как говориться, лёжа покачивало, но…

Тихо фыркнул, снова катая кончик зубочистки на языке. Я ж теперь отец, я ж муж и примерный, мать его, семьянин. Так что придётся обойтись без привычного допинга и разбираться со своими косяками на трезвую голову.

Попутно наломав ещё туеву кучу дров, ага. Куда ж без этого?

— Ну давай, — беззлобно откликнулся Ильин, разведя руки в сторону. — Удиви меня, Потапов.

— Удивить, говоришь? Не вопрос, — окинув приятеля оценивающим взглядом, я снова (в который уже раз) криво усмехнулся и просто, незатейливо выдал прямо в лоб. — Я не знаю, что мне делать дальше. Не знаю, понимаешь? Разговаривать? Доказывать, какой я весь из себя замечательный? Что поверил в любовь и прочую ерунду и встал на путь исправления, чтоб его?

Поймав себя на том, что неосознанно привстал, опираясь ладонями на стол и возвышаясь над приятелем, я оборвал себя на полуслове и плюхнулся обратно на диван. И молча, про себя, сосчитал до десяти и обратно, в вялой попытке погасить совершенно неуместные сейчас эмоции. А когда получилось, уже куда спокойнее поинтересовался у Ильина, склонив голову набок:

— Ну вот что, что делать мне, мать вашу, а?!

Конечно, Гор не ответил. Хотя бы потому, что вопрос был из разряда риторических, и я прекрасно знал, что нужно делать. Знал и всё равно не мог избавиться иррационального чувства страза, проморозившего меня изнутри. Млять, это было даже не смешно! Такой большой и самостоятельный Макс Потапов сидел, жаловался на жизнь приятелю и боялся. Боялся потерять, снова облажаться и продолбать свой единственный шанс. Потому что в этот раз у меня не было права на ошибку.

Не было и всё тут.

Повисшее за столом молчание не напрягало. Вперившись друг в друга пристальными взглядами, мы с Ильиным ещё минут пять играли в гляделки. Пока друг не вздохнул шумно и не чертыхнулся, растрепав волосы рукой:

— Мля, я отказываюсь воспринимать это на трезвую голову. Серьёзно, каким макаром мы перешли от того какой ты чудак на букву «эм» к розовым соплям и прочей идиотской хрени?!