Читать книгу - "Mayday. Я влюбляюсь - Катя Саммер"

Леша нетерпеливо нырнул в пакет, который Ника поставила на стол, выудил оттуда блок сигарет и довольно выдохнул.

– Там еще твои любимые конфеты и орехи.

– Спасибо, только если я прямо сейчас не покурю, то окончательно сойду с ума! – твердо заявил парень, но Ника уловила иронию.

Даже легко рассмеялась над его словами. Видимо, он и правда шел на поправку, раз шутил подобным образом.

Леша всучил пакет одному из парней, что направлялись после свидания в палату, а затем подкурил у медбрата сигарету и повел Нику на крыльцо, аккуратно придерживая за талию. Она невольно ускорила шаг, только бы избежать контакта. Его прикосновения по-прежнему больно обжигали, но Ника очень старалась не показывать этого. Леша ведь ничего не помнил о том дне. Врачи сказали – это защитная реакция мозга на полученную травму. Орлова же винила энное количество запрещенных веществ, обнаруженных в его крови.

Они еще некоторое время прогуливались под хмурыми тучами молча, пока Леша курил, а день клонился к закату. Ника с трудом пересилила себя, чтобы заговорить.

– Как дела? Как ты?

Она мазнула по Быкову взглядом. Тот шел уверенно, спрятав одну руку в кармане, и прямо на ходу подкуривал новую сигарету от первой.

– Вроде ничего. Психоз позади, спасибо «святой троице».

Ника вопросительно взглянула на парня.

– Феназепам, аминазин, галоперидол – и ты больше никогда не захочешь вернуться в буйное.

Она поджала губы, ведь помнила, как долго восстанавливался Леша после крайнего обострения. И до сих пор никто точно не мог сказать: расстройство личности стало следствием употребления наркотиков или наоборот послужило причиной пристрастия, но проблемы у Быкова оказались серьезные и вполне реальные.

– Чем сейчас занимаешься?

Ника задавала дурацкие вопросы, но это лучшее, что она могла придумать, пытаясь увести тему разговора подальше от себя.

– Помогаю в буфете, – Леша пожал плечами, – самое выгодное место в психушке – ешь, сколько хочешь, кури еще больше, полная свобода. Ну, почти.

У Ники внутри все переворачивалось от его оговорок. Но они свернули на задний двор, полный людей, и Леша неожиданно оживился, стал рассказывать о попаданцах, которых встречал по пути. Особенно тонко и пронизывающе их истории звучали в декорациях обшарпанных скамеек и запустелой спортивной площадки с волейбольной разметкой и поржавевшими столами для настольного тенниса.

Ника совершенно искренне не понимала, как в таких условиях всепоглощающей тоски можно было выкарабкаться из болезней и апатий. Но, слава богу, Лешины врачи давали положительные прогнозы, да и прогресс был заметен невооруженным глазом.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍ – А вон Михалыч.

Леша указал на широкоплечего мужика суровой внешности, который помогал медсестре тащить ящики с какими-то медикаментами.

– Прошел две Чеченские войны. Жена из-за квартиры траванула лошадиным транквилизатором, когда тот товарищей поминал. Кукует здесь теперь который месяц. Вот так и живем.

– Да уж, не соскучишься.

Ника тяжело вздохнула.

– Может, удастся через полгода получить перевод на амбулаторное да съехать из этого дурдома.

Орлова улыбнулась Леше. Она слышала от Макса о планах их адвоката – настоять на переводе на домашнее лечение с еженедельным контролем и даже возможном сокращении срока лечения, так как одна из жертв аварии, отец погибшего мальчишки, вышел из комы.

– Это замечательно.

– Может не получиться.

– Но пытаться надо.

Леша остановился и резко обернулся к Нике. От спокойствия на его лице не осталось и следа. Он заглянул девушке в глаза, будто искал там что-то. Потянулся к ней, занес руку, но так и не коснулся ее лица.

– Леша, – прошептала надломившимся голосом Ника, медленно отступая на шаг назад.

Его близость действовала на нее разрушающе. Воспоминания, самые болезненные, всплывали в памяти одно за другим.

И когда все полетело под откос? Сейчас со стороны казалось, что первые тревожные звоночки появились еще после повышения Леши до регионального директора по разработке ПО в «Омеге»: срывы, резкие перемены настроения, пустой блуждающий взгляд, загулы и бесконтрольные траты больших сумм денег. А по факту глаза Ники были закрыты вплоть до февраля две тысячи семнадцатого года, когда Леша под действием ЛСД свернул с пустой дороги на встречную полосу и на большой скорости въехал в автомобиль, а потом ходил по железному ограждению моста с разбитой головой и громко смеялся, заглядывая вниз.

Нике так и не сказали, сколько денег стоило стереть из анализа его крови наркотики, которые бы увеличили срок вдвое, и судебно-психиатрической экспертизой признать Лешу «невменяемым» в момент совершения «опасного деяния». Но все наследство Быкова-старшего, в том числе коллекционная «Волга» и дачный участок за городом, бесследно исчезли.

Суд вынес постановление об освобождении от уголовной ответственности и о применении принудительной меры медицинского характера в отношении Леши сроком на три года – эталон содержания человека в изоляции, как сказал адвокат Быковых.

Вот такая история.

Ника стояла на расстоянии полуметра от Леши, но ощущала бесконечную пропасть между ними. Она понимала, что лучше момента не будет, что нужно признаваться во всем здесь и сейчас. Но язык онемел, слова отказались связываться в строчки, и Ника сдалась. Представила на мгновение сестру на его месте и тотчас возненавидела и себя, и Макса. Нет, Ника точно не смогла бы поступить так с Мирой. Неправильно все это было, изначально нехорошо.

– Говори то, что хочешь сказать, – набатом прозвучали его слова.

– У меня кое-кто появился, Леш, – Ника выпалила на одном дыхании и отвела взгляд.    

Едва-едва удавалось сдерживать подступившие слезы и слушать гнетущее молчание. Хотелось бежать со всех ног. Но Ника вдавила каблуки в землю, чтобы устоять. И в ожидании ответа сжала зубы так крепко, что заболела челюсть.

– Я не надеялся, что будет как-то иначе, – наконец произнес он.

Ника выдохнула. Губы задрожали, и она, не сумев справиться, все же расплакалась.