Читать книгу - "Безумие на двоих - Алекса Гранд"

Саша

Липкая скользкая паника ядовитой змеей струится вдоль моего позвоночника, сдавливает невидимым кольцом ребра и впивается острой иглой в живот. Отчего внутренности скручивает тугой спазм, а едкая тошнота подкатывает к горлу.

– Саша!

Снова стегает меня, как кнутом, Матвей, вынуждая оставить рассыпавшиеся веером по ковру фотографии и медленно осторожно подняться, переминаясь с ноги на ногу. Дрожащие пальцы сами хватаются за край топа, зубы, получив какой-то сигнал от мозга, вгрызаются в нижнюю губу. Металлический привкус, появляющийся во рту, отрезвляет.

– Извини, я…

– Извини?!

Перебивает меня сорвавшийся с цепи Зимин-младший, хлыщет исходящей от него яростью, раздувает крылья красивого ровного носа. А у меня по коже бегут испуганные мурашки, запуская по телу высоковольтный разряд.

Пожалуй, сесть на электрический стул и пустить по проводам ток и то безопаснее, чем сейчас находиться с Мотом на кажущихся крохотными квадратных метрах.

– Сначала в жизнь мою врываешься, когда не просят. Проблемы доставляешь. Теперь в вещах роешься. Вот что ты за человек такой, а, Баринова?

Как жадный до крови хищник, надвигается на меня пасмурный, словно грозовая туча, Матвей, а я трусливо отступаю, пока не упираюсь поясницей в злосчастный стол. Открываю рот, чтобы позвать кого-нибудь из родителей, только вместо связных слов или крика наружу вылетает беспомощный жалкий хрип.

И именно в этот момент, когда страх возрос до предела, во мне отключается инстинкт самосохранения. Вселявший ужас еще три секунды тому назад Зимин-младший больше меня не пугает, и я завороженно смотрю в его почерневшие омуты, в которых клубятся самые настоящие вихри.

Сглатываю судорожно, опять одергиваю несчастный топ от пижамы, и жду, что Мот меня ударит или…

Жесткие губы Матвея обрушиваются на мои подобно порыву шквалистого ветра, и я лечу в объятья этого смертоносного урагана. Растворяюсь в диком болезненном поцелуе, плавлюсь от необузданной энергии, лавой текущей по венам, и цепляюсь за шею Мота – как будто это мой и маяк, и якорь, и островок суши среди бескрайнего океана.

То, что с нами происходит – форменное сумасшествие. Потому что совсем недавно Зимин был готов убить меня собственными руками и закопать под кустом роз во дворике. Но сейчас его ладони уверенно сжимают мои бедра, горячие пальцы выжигают на коже невидимые клейма, а язык вытворяет что-то невообразимое, отчего кружится моя голова и вибрирует каждая клеточка предательского тела.

Бешено. Пьяно. Сладко.

До такой степени остро и пряно, что мне хочется еще и еще. Но Матвей думает иначе, отстраняясь так стремительно, что мне приходится хвататься за край стола и рассеянно считать мельтешащие перед глазами звездочки.

Одна, вторая, третья, восемнадцатая…

– Пошла. Вон. Саша.

Стылая, как льды Арктики, фраза спускает меня с небес на землю лучше, чем это могла сделать увесистая пощечина. Кровь приливает к щекам, пульс разгоняется до неположенных ста двадцати, и я отчаянно пытаюсь найти в стоящем напротив парне намек на какие-то чувства.

Но Зимин превратился в каменное изваяние, неприступную скалу, до которой не достучаться. Его четко очерченные губы сомкнулись в тонкую полоску-нить, радужка глаз приобрела спокойный карамельный оттенок, дыхание выровнялось. Как будто это не он совсем недавно распластывал меня по столу.

– Оглохла? Пошла вон, Саша.

– Но…

– Проваливай!

Потеряв терпение, выкрикивает Матвей, и я подчиняюсь пропитанному горечью и болью приказу. Откладываю в долгий ящик атакующие мое сознание вопросы, оставляю при себе рвущееся наружу сочувствие и каждым атомом ощущаю, как чужой горячечный взгляд рисует между моих лопаток мишень.

Кажется, мне удалось вывести наше противостояние на новый уровень.

– Проснулась уже дочка? Вот и хорошо. Вареники будем лепить, только пижаму переодень.

А в коридоре меня с улыбкой ловит мама, взъерошивает мои волосы, сооружая из них воронье гнездо, и стоически ждет у двери спальни, пока я выберу подходящий наряд из десятка домашних штанов и дюжины футболок с самым разнообразным принтом. Цокает языком, наблюдая за моими манипуляциями с тушью и консилером, и фыркает, когда я открываю небольшую овальную коробочку с земляничным блеском.

– Пошли уже! Итак красивая.

На двадцатой минуте не выдерживает она и утягивает меня за запястье от зеркала, а я мимоходом отмечаю, что звонкий, словно горный хрусталь, смех очень ей идет. Как и окружающий ее ареол спокойствия и гармонии.

– А где Сергей Федорович? – спрашиваю я, обнаруживая пустую кухню и одно лишь пышное тесто на деревянной доске.

– Мне ананасов консервированных захотелось с утра, и он в гипермаркет поехал. Представляешь?

Киваю и молча радуюсь за счастливую маму, у которой взгляд молоденькой девчонки. Пусть холодильник забит всякими вкусностями, существует служба доставки, и ананасы – вообще не предмет первой необходимости, но чего не сделаешь ради любимого человека?

Чмокнув маму в висок, я вскарабкиваюсь на стул, поджав под себя правую ногу, и готовлюсь воевать с кулинарным изделием, с самого детства доставлявшего мне немало проблем. Вишня частенько брызгала соком прямо мне в глаз, творожная начинка выходила слишком соленой, а края то и дело норовили расползтись.

В общем, хозяйка еще пару лет назад из меня была так себе.

– Как погуляли вчера, Сашуль?

Отвернувшись к столу, мама режет тесто на тонкие колбаски и не видит, как кривится моя физиономия. Напевает какую-то мелодию себе под нос и явно ждет что-то, вроде «классный был вечер, мамуль!».