Читать книгу - "Счастье бывает разным - Иосиф Гольман"

В поезде, среди грохота, не разговаривали.

Здесь же Чистов задал висящий на языке вопрос:

— Дочка, а ты уверена, что нужно так резко?

— А как еще, пап?

— Но он же тебя любит?

— Несомненно, — не задумываясь, подтвердила Майка.

— И ты его тоже.

— Уже и не знаю. Я не могу любить человека-плацебо. По крайней мере — долго, — добавила она после паузы.

— А ты не думаешь, что меня, по сравнению с мамой, многие тоже могут считать человеком-плацебо? — осторожно спросил он.

— Ну, ты… — задохнулась от возмущения Майка. — Ну, ты дал! Если уж ты — плацебо, то кто тогда идеал отца?

— А как насчет моей карьеры? — продолжил Чистов свою нехитрую линию. — А лидерство в семье?

— Папик, да без тебя и семьи бы никакой не было! Мамуле повезло, что она тебя нашла! — выпалила Майка и прикусила язык.

— Валяй дальше, — успокоил ее Владимир Сергеевич. — Я уже в форме.

И Майка продолжила.

— Ты просто не понимаешь коренную разницу между мужиком и мужиком-плацебо, — объявила она.

— Ну, куда уж мне, — согласился Чистов.

А Майка, хладнокровно пропустив сарказм, уже объясняла папику эту разницу.

— Ты — пахарь, папуль, — втолковывала она. — Ты всю жизнь пашешь. Сколько себя помню — кормил ты, поил ты, мыл и причесывал ты, утешал тоже ты. Когда мы болели, ночью ты трогал лбы. Когда начали влюбляться — ты был универсальной жилеткой. И все эти годы ты нас лепил. И неплохо вылепил, папик.

— Сейчас всплакну, — засмеялся Владимир Сергеевич.

— Имеешь право, — разрешила Майка и подвела итоги: — В общем, ты точно не плацебо. Просто мама инвестировала сначала в образование, потом — в карьеру. А ты всю жизнь инвестировал в нас с Вадькой.

— Мама тоже инвестировала в вас, — вступился за Катю Чистов. — Начиная с роддома.

— Этого у нее не отнять, — рассмеялась Майка. — Но если ты про деньги, то мы бы и с тобой не голодали. Уж поверь мне, ты бы что-нибудь придумал.

— Огород бы развел на даче.

— Пусть огород. Ну, ты понял, почему Сашка — плацебо?

— А может, у него просто не было возможности попробовать? — осторожно вставил Чистов. — Может, он тоже будет сидеть около вашего малыша ночами?

— Не смеши мои тапки, папик, — отрезала Майка. — Он будет сидеть со своей бандой в клубе. И еще обижаться на меня, что я с ним не пошла — он же оплатил трех домработниц и пять нянь!

Они поднялись по широченным ступеням величественного здания и вошли внутрь.

Народу было довольно много, но не настолько, чтобы мешать друг другу.

Чистов без сожаления пропустил богатейшую античную коллекцию и сразу направился в «Средние века».

Думал обойти все, но на целый час завиc в зале Эль Греко. Чудеса да и только!

Был же в мадридском Прадо, там очень много Эль Греко. Но не испытал и доли того, что ощутил сейчас.

Вот они, истоки экспрессионизма. Ау, Эгон Шиле и Кокошка.

А впрочем, какая разница, как и что называется.

Значение имеет только то, как это на человека воздействует.

И тут пришла простая до гениальности мысль.

Может, дело сейчас не в художнике — точнее, не только в художнике, — но и в зрителе? Ведь когда он был в Прадо, его не бросала Катерина. А стало быть, нервы — или что там отвечает за восприятие — не были так обнажены и обострены.

Вот на них — обнаженные и обостренные — и излил Эль Греко свой бессмертный талант.

В итоге Чистов пробыл в Нью-Йорке четыре дня.

Много чего увидел: к статуе Свободы, зеленой и трогательно маленькой на фоне небоскребов, сплавал. В нью-джерсийский аутлет отовариться по смешным ценам лучшими брендами — Майка настояла — смотал. (Кстати, возвращаясь оттуда поздним вечером, видел удивительную картину: в небе, расцвеченные огнями, гуськом, один за другим, шли к аэропорту самолеты. Фантастическое зрелище — более десятка сверкающих иллюминаторами и бортовыми огнями лайнеров можно было разглядеть с одной точки.) В кошерном ресторане с ее будущими квартирными хозяевами отобедал — они оказались, как и его сосед по самолету, хасидами, только другой религиозной версии.

И еще одно дело сделал. До сих пор не знает — правильно ли.

Уговорила его Майка сдать анализ на ДНК.

Медсестра поскребла ватной палочкой у него во рту и положила забранный биоматериал в надписанную пробирку.

— Ну, и зачем тебе это? — после, уже в аэропорту, допытывался Чистов. — При любом раскладе твой отец — я.

— Ты, ты, не переживай, — отшучивалась дочь.

Но — как-то напряженно.

— Тогда зачем время терять?

— Пап, а если биологический отец все же этот мужлан?

— А что это меняет?

— Не знаю, — задумалась Майка. — Но что-нибудь да меняет. Вот отпишет мне свое наследство — и что я с ним буду делать?

— Отдашь в какой-нибудь фонд. Желательно не в наш, чтоб не разворовали.

— Это вариант, — согласилась дочка. — Вот только…

— Что — только?

— Сдается мне, кроме меня, у него и нет никого.

— А Катя? — вырвалось у Чистова. Басаргина он пока не был готов жалеть.

— Это ненадолго, — жестко сказала дочка. — Мама просто сглупила. Она не привыкла принимать важных решений, кроме рабочих. Вот и сглупила.

— Твоими бы устами… — вздохнул Чистов.

— Папик, а ты ее не жди, — вдруг спокойно сказала Майка. — Она, конечно, вернется, но ты не жди. Ты ведь самодостаточный. И пусть все это увидят.

— О господи, о чем папа с дочкой разговаривает, — ужаснулся Владимир Сергеевич.

— Не переживай, — успокоила его Майка. — Еще молодой папа с уже взрослой дочкой.

Он обнял дочку и поцеловал ее в затылок.

— Ты попробуй все же помягче рулить, ладно? — попросил Чистов напоследок. — Дай парню шанс.

— Не бери в голову, папик, — улыбнулась Майка. — Все под контролем. И еще знаешь что?

— Что, дочка?

— Спасибо, что приехал. И вообще спасибо.

— Вообще — пожалуйста, — засмеялся Чистов. — Береги себя.

Он повернулся и легкой походкой зашагал к стойкам регистрации.

Потом обернулся, помахал рукой.

Майка помахала в ответ.