Читать книгу - "Дневники Клеопатры. Книга 2. Царица поверженная - Маргарет Джордж"

Пылающие факелы освещали подземный коридор. Но вскоре ворота с лязгом захлопнулись, и мы вышли на дневной свет.

Двое похорон; разные, но одинаково ужасные. Цезаря сожгли, и только кости его собрали и замуровали в фамильном склепе. Тело Птолемея благодаря искусству бальзамировщиков сохранено в целости, но заключено в темный холодный камень. Смерть гротескна.

Во дворце и во всей Александрии объявили семидневный траур. Дела были приостановлены, послы ждали, суда стояли на якоре со своими грузами, счета оставались неоплаченными.

Уже наступил октябрь, и сомнений в том, что Нил нас подвел, не осталось. На «нилометрах» вода еле-еле поднялась до «локтя смерти». Здесь, в Нижнем Египте, она растекалась лужицами и струйками, едва наполнив резервуары, а теперь, на месяц раньше срока, уже начинала убывать.

Это означало голод.

Правда, низкий уровень воды не сулил ничего хорошего и крокодилам. Не находя добычи, одни зверюги закапывались в ил, чтобы заснуть до лучших времен, а другие в поисках пропитания выползали далеко на сушу, где крестьяне убивали их копьями. Но большая часть тварей, по всей видимости, вернулась в верховья реки. Собек все-таки внял моим словам. Точнее, словам пребывавшей во мне Исиды.

Когда официальное время траура истекло, я вызвала Мардиана и Эпафродита, чтобы поговорить о видах на урожай.

— Да, будет недород, — сказал Мардиан. — У меня уже есть подсчеты.

— Насколько большая нехватка? — осведомилась я.

— Худшая на нашей памяти, — ответил он, качая головой. — Хорошо еще, что предыдущие два года были щедры и закрома не пустуют.

«А ведь это как раз те два года, когда я была в отлучке», — подумалось мне.

— Может быть, для блага Египта требуется, чтобы его царица жила подальше от своей страны? — невольно промолвила я.

Мардиан поднял брови.

— Интересно, а где бы ты могла жить? Какие другие места сравнятся с Александрией?

— О, я бы подумала об Эфесе или Афинах.

Мне хотелось увидеть эти прославленные города и два чуда — великий храм Артемиды и Парфенон.

— Ба! — воскликнул Эпафродит. — Там же одни греки. Ну кому, скажите на милость, понравится жить среди греков?

— А что, в этом есть смысл, — усмехнулся Мардиан. — Греки очень много спорят, почти столько же, сколько иудеи. Вот почему Александрия так склонна к бунтам: греки и иудеи в одном котле — это гремучая смесь.

— Не то что вы, мирные египтяне! — фыркнул Эпафродит. — Такие спокойные, что сами себе до смерти надоели.

— Вот что, уважаемые, — прервала их я, — давайте хоть здесь обойдемся без споров. Мои сановники должны быть выше национальной розни. Хватит шуток. Скажите, что останется в казне, если нам придется потратиться на помощь голодающим? Смогу ли я приступить к строительству флота?

Мардиан встревожился.

— Дражайшая госпожа, это огромные расходы!

— Без расходов не спасти доходов, — возразила я. — Очевидно, что рано или поздно Рим вновь обратит взор на Восток. Последние разногласия между Цезарем и Помпеем были улажены в Греции. Убийцы хотят направиться на Восток, я знаю это. Я чувствую это. И когда они поступят так, мы должны быть готовы защищать себя или оказать помощь партии Цезаря.

Мардиан то скрещивал ноги, то расставлял их — так бывало всегда, когда он напряженно думал.

— А как насчет четырех легионов, оставленных здесь? — задал он вопрос.

— Они приносили присягу Риму. Нам нужна своя собственная сила. В первую очередь на море.

Все хорошо знали, что римляне не отличались любовью к морю. На суше их легионы побеждали, однако римский флот подобной славы пока не стяжал.

— Да, я согласен, — сказал Эпафродит. — Полагаю, казна это выдержит. Правда, потребуется большая часть имеющихся у нас средств. Резервов не останется никаких.

Ничего. Поступления в казну возобновятся, а флот нужно строить как можно скорее.

— Думаю, нам потребуется как минимум две сотни кораблей, — сказала я. На лицах моих собеседников отразилось удивление, и я пояснила: — Если меньше, то это не флот. Полумеры тут неуместны, они обернутся пустой тратой денег.

— Да, ваше величество, — согласился Эпафродит. — Следует ли мне распорядиться о закупке корабельного леса и найме корабельных плотников? Кстати, что ты скажешь о составе будущего флота? Это должны быть боевые корабли, квадриремы и более тяжелые суда или легкие, ливанского типа? Я должен знать, какие бревна заказывать.

— И те и другие, пополам, — ответила я, поскольку много читала о морских битвах и поняла, что лучше прикрыться по обоим флангам. Бывало, сражения проигрывали как раз из-за того, что чересчур полагались на один тип корабля. — И я сама хочу научиться командовать боевым кораблем.

Эти слова повергли обоих моих советников в растерянность.

— Но зачем? — не выдержал Эпафродит. — Царица вполне может положиться на флотоводцев.

— Флотоводцы, конечно, будут, но под моим началом.

— Ну и дела, — простонал Мардиан, закатывая глаза, но я не обращала на него внимания.

— В марте или апреле голод усилится, и нам придется открыть зернохранилища. Надо уже сейчас объявить об этом народу.

Зерно Египта — пшеница и ячмень — собирали в огромные зернохранилища Александрии, дожидаясь отправки или распределения. Охрана их, особенно в неурожайные годы, была серьезной задачей, и я приказала удвоить караулы.

— Сейчас? — Мардиан нахмурился. — Тогда многие явятся за помощью раньше, чем дойдут до настоящей нужды.

— Может быть. Зато мы избежим страха и неопределенности, что подталкивают народ к бунту.

Мардиан вздохнул. Он предпочитал разбираться с проблемами по мере их возникновения, а не предотвращать их.

— Это вековая проблема Египта, — заметил Эпафродит. — В нашем Писании есть рассказ о точно таком же голоде. Думаю, это представляет некоторый интерес для тебя. Я пришлю копию.

— Похоже, в твоем Писании можно найти все, что угодно, — указала я. — Но копию присылай, мне любопытно.

К вечеру, как и обещано, мне доставили манускрипт — список с греческого перевода иудейской (разумеется, мифической) истории о фараоне, сумевшем с помощью провидца предвидеть наступление голода и тем спасти свой народ. Я подумала, что эта легенда понравится Цезариону, и велела слугам перед отходом ко сну привести его ко мне.

Теперь у него были собственные покои, наполненные игрушками, ручными зверьками, мячиками, играми и всем тем, что нужно маленькому мальчику. Там стоял и бюст Цезаря, и к нему каждый день возлагались дары. Я хотела, чтобы сын всегда видел перед собой образ отца.

В три с половиной года Цезарион был серьезным, задумчивым мальчиком. Он обещал вырасти высоким, а его лицо уже теряло младенческую округлость и все более походило на лицо Цезаря. Бойкой речи Цезариона могли бы позавидовать дети постарше.