Читать книгу - "Парадокс любви - Паскаль Брюкнер"

Брак в той канонической форме, какую он принял на Западе, родился в атмосфере подозрений и протестов; одни видели в нем поощрение похоти, другим его рамки казались чересчур тесными. Апостол Павел трактовал союз двух полов как крайнее средство за неимением лучшего, и этим уже все сказано.

«А о чем вы писали ко мне, то хорошо человеку не касаться женщины. Но, во избежание блуда, каждый имей свою жену, и каждая имей своего мужа. <…> Впрочем, это сказано мною как позволение, а не как повеление. <…> Ибо лучше вступить в брак, нежели разжигаться» (1 Послание к коринфянам 7, 1–9).

Для святого Иеронима (IV век) «ничего нет постыднее, чем любить супругу, как любовницу». Всякий муж, слишком влюбленный в свою половину и имеющий с ней сношения, когда она «нечиста» или беременна, прелюбодействует. Дело размножения требует передышек, подобно пашне, отдыхающей под паром[34]. Святой Иоанн Златоуст видит смысл брака не столько в рождении потомства, сколько в том, чтобы ограничивать вожделение, воздерживаясь от двусмысленных прикосновений[35].

Параллельная традиция, идущая от провансальских трубадуров к феминистам и утопистам XIX века, отвергнет институт брака во имя равенства и страсти. Супружество, с этой точки зрения, соединяет в себе неприглядность торговой сделки и угнетение женщины. Союз, заключаемый против ее воли, связывающий ее с незнакомцем, которого она не любит, при благословении священников и моралистов, означает низведение человека до положения товара; по словам Жорж Санд, это «один из самых варварских институтов, придуманных обществом». В романах Бальзака множество подобных омерзительных сделок, когда хрупких барышень продают гнусным старикам, — общепринятых соглашений, которые оборачиваются пожизненным приговором[36]. Борьба за брак по любви порождена протестом против этой «законной проституции» (Стендаль), предающей поруганию половину рода человеческого. Лишь в конце XIX века назревшая необходимость союза, основанного на взаимном согласии и уважении, будет наконец осознана властями.

Аристократу старорежимной Франции показалось бы чрезвычайно смешным открыто проявлять любовь к собственной жене. Если он и испытывал к ней страсть, признаться в этом можно было только при смерти, подобно супругу принцессы Клевской[37]. Супружеская нежность, вероятно, могла возникнуть после свадьбы, и это уравновешенное чувство крепло со временем. «Хороший брак, если таковой возможен, отвергает общество любви и служение ей», — заключает Монтень. Напротив, современная семья, которая формируется между XVII и XIX столетиями, как мы уже видели, основана на возрастающей привязанности супругов к детям. Модель, созданная достигшей расцвета буржуазией, превращает семейный очаг в маленькое сентиментальное сообщество, изолированное от остального социума. Начиная с века Людовика XIV «жеманницы» мечтают о браке как торжестве Венеры и Купидона, где, вместе с тем, женщина была бы освобождена от тягот следующих одна за другой беременностей. Эта утопия постепенно проложит себе путь во Франции и в Европе: 20 сентября 1792 года учрежден гражданский брак, дополненный правом на развод, тем самым Церковь лишается многовековой власти над этим институтом. Конкордат 1801 года восстанавливает церковный брак, не аннулируя гражданского; Реставрация в 1816 году отменяет развод, его вновь разрешат только в 1884 году! При Третьей Республике любовь признана республиканской добродетелью в противовес аморальности Старого режима, а брак становится патриотическим актом, примиряющим супругов, детей и нацию: возможно неравенство социального положения супругов, но сердечный мезальянс — никогда![38]Наконец, французский закон от 21 июня 1907 года, облегчая расходы на брачную церемонию и ее формальности, позволяет молодым людям обходиться без согласия родителей и открывает перед ними землю обетованную матримониального рая[39]. Страсть, на которую некогда легло клеймо смертельной болезни, отныне считается необходимым условием для основания прочного союза.