Читать книгу - "Когда забудешь, позвони - Татьяна Лунина"

— Борька, твою мать, на кой ляд здесь циклевка?

— Палыч поставил.

— Бабе своей пусть ставит! Хоть в углу, хоть на полати, а к машине с уважением надо. — Бригадир осторожно перекатил циклевочную машину в прихожую и подошел к рабочим: — Все, мужики, кончай перекур! Хозяин премию обещал, если завтра сдадим.

Глебов погасил в жестяной банке окурок и поднялся с пола. Деньги были нужны.

— Борька, Палыча кликни! Он у мусорки где-то ошивается. А ты что расселся? Подымайся давай! — Васильич дернул за рукав сидящего на полу маляра. — Слыхал байку: курить — здоровью вредить? — Оскалил желтые прокуренные зубы. — Кончай! Вон, уже в штанах дымится, побереги хозяйство-то — еще сгодится! — И хохотнул, довольный собственным плоским каламбуром.

Смех, переходящий в надсадный кашель курильщика, Борис услышал уже за дверью. Ученостью их бригадир похвалиться, конечно, не мог, но дело свое знал отлично: бригада всегда и с товаром, и с наваром. Как-то вечером за бутылкой «Жигулевского» они с Васильичем разговорились, и тот повернулся вдруг неожиданной стороной.

— Вот ты, ученый человек, а под моим началом, — рассуждал бригадир, покуривая. — Сидим мы тут с тобой рядком да о жизни толкуем. И вся твоя наука не объяснит: почему мы, такие разные, на одной досочке оказались? Не знаешь? — Борис промолчал. — То-то. А все потому, Андреич, что твоя наука — от людей, а моя — от Бога, и у нее свой дележ. Она очень простая, несколько слов всего. Не воруй, не подличай, не возносись над людьми — вот и вся грамота. Не убивай — само собой, нет ничего страшнее — живую душу загубить. — Не спеша открыл допотопный, с какими-то вензелями металлический портсигар, вытащил папиросу. — Выучишься этой грамоте — хрен тебя кто скрутит, потому как она душу учит. А сильнее души в мире — ничего. Я к этой науке уже в конце жизни пришел, битый-перебитый. Меня Бог вел, тебя — люди: академики, профессора. Вот и вся между нами разница. Только, сдается, выучка моя для жизни покрепче твоей будет. — Он достал из нагрудного кармана коробок. — Ну, да молодой, умный — выучишься и ты. — Чиркнул спичкой, глубоко затянулся. Борис слушал не перебивая. Что, видимо, льстило старому мастеру. — А правда, что ты — профессор?

Глебов молча кивнул.

— А по какой части?

— Физик, специализируюсь по биоэнергетическим полям.

— А по-русски?

— Мы хотели узнать, где Бог, где черт, — отшутился профессор.

— Куда замахнулись! — удивился бригадир. — А чего их искать? Они — в каждом. И в тебе, и во мне, и в них вон, — кивнул головой на прохожих. — И Бог, и черт — в каждом человеке, друг с дружкой сидят, спорят, кто главнее. Бывает, что побеждает черт. И тогда не человек — нелюдь, — рассуждал бригадир.

А доктор физики, профессор и лауреат внимательно слушал и изредка поддакивал, потягивая душистое пенное пиво. Кто бы сказал год назад, что такое возможно — рассмеялся бы в лицо фантазеру. Но экспериментатор теперь сам попал в положение подопытного, и результаты проявлялись весьма любопытные. Так, например, выяснилось, что никого здесь не волнуют ни его звания, ни знания, ни прежний статус, ни научные открытия. Окружающих его людей интересует другое: жлоб он или готов поделиться, надежный или может заложить, выручит или подставит. И это открытие, далеко не единственное, оказалось для Бориса Андреевича Глебова очень важным.

— Ой! — радостно вскрикнула живая преграда, выросшая невесть откуда на пути. — Здрасьте, Борис Андреич! А я папу ищу, вы не знаете, где он? — Девушка стояла вплотную, прикасаясь грудью. Из-под рыжей челки невинно улыбались хитрые зеленые глаза.

— Добрый вечер! Извините, Оля, задумался, — пробормотал Борис и отступил в сторону.

— Можно вас попросить об одной вещи? — Ольга сделала шаг влево и опять оказалась лицом к лицу.

Не может же он петлять, как заяц!

— Да?

— Пожалуйста, задумывайтесь почаще! — выдохнула «преграда» и, резко повернувшись, скользнула по его лицу волной душистых волос.