Читать книгу - "От любви не умирают - Валентина Николаевна Кадетова"

телефонов (в случае чего просто «кто-то ошибся номером»). После очередного вопроса о «состоянии здоровья бабушки» — под бабушкой не по годам изворотливая девица Порченко подразумевала, конечно же, втрое старшую Людмилу — Людмила решила поговорить с её родителями. Постольку, поскольку из родителей у Елены Порченко наличествовала только мама, Людмила отправилась к ней.

Дверь открыла хмурая, коренастая женщина с короткой по-мужски стрижкой и землистой кожей крупного, грубой лепки лица. Острый запах алкоголя заставил Людмилу переключиться на дыхание ртом. Женщина, настороженно глядя на Людмилу, спросила:

— Ты ко мне? Что надо?

— Здравствуйте! Я хотела бы поговорить с матерью Порченко Елены.

— Я ейная мать. Говори.

— Может, пригласите меня в квартиру? Вопрос деликатный, не для посторонних ушей.

— Пригласить не могу, — ответила женщина и заговорщицки подмигнула Людмиле: — Ну не одна я. Говори здесь. Ты из школы?

— Да нет, — замялась Людмила, — я, как бы это Вам сказать… в общем, Ваша дочь моему мужу…

Договорить Людмиле не удалось. Женщина обрушила на неё словесную лавину, в которой лишь изредка мелькали допустимые цензурой выражения. К тому же похоже было, что женщина собирается перейти от слов к действиям, для Людмилы нежелательным.

Да, пообщались, называется… Теперь у Людмилы почти исчезли сомнения в достоверности слов младшей Порченко относительно своей мамаши.

Отдышавшись и радуясь, что всё обошлось «малой кровью», Людмила решила зайти в школу, где училась «влюблённая». Кстати, она сейчас должна быть на занятиях. Пусть её вызывают и решают, что со всем этим делать.

Социальный педагог Тамара Алексеевна, молодая девушка, похожая на школьницу, выслушав Людмилу, удивлённо распахнула красивые тёмно-синие глаза.

— Нет, Вы меня ошеломили! Но погодите, если я не ошибаюсь, Ваш муж Виктор Вардомацкий? Так, может, Елена просто поклонница его творчества, а Вы всё неправильно поняли? Ну, совсем же не похоже на неё то, о чём Вы рассказали! Тихая, скромная девочка, хотя и из неблагополучной семьи.

— А Вы пригласите эту «Лолиту из города Р.» сюда, и я в её присутствии Вам кое-что покажу.

— А почему Вы называете её Лолитой? Насколько я помню, набоковская Лолита — Вы ведь её имеете в виду? — это маленькая девочка, жертва маньяка.

Людмила снисходительно улыбнулась:

— Наверное, Вы невнимательно читали или просто забыли. Да, главный герой — существо психически больное. Но вот Лолита — никак не жертва. Лолита у Набокова — лживое и развратное существо. Ведь не Гумберт совратил её, а она его. Причём Лолита в свои двенадцать лет уже не была девственницей. А потом она убежала от пожилого Гумберта к пожилому драматургу. А Вы говорите «жертва».

Тамара Алексеевна смутилась:

— Вы правы: я эту «Лолиту» как в институте прочла, причём по диагонали, так больше и не открывала. Тогда мне противно было читать откровения явно больного человека, а сейчас абсолютно нет времени. Вы не можете себе представить, что такое работа социального педагога! Тут не до чтения, а тем более не до перечитывания. Сплошной негатив. Ведь мы с какими семьями работаем? Некоторые из них и семьями-то назвать язык не поворачивается. А ведь дети всё равно любят своих горе-родителей. Когда приходится этих несчастных детишек из так называемых семей забирать, сердце кровью обливается. А сколько времени бумаготворчество отнимает! Оно ж как сейчас устроено: ты можешь абсолютно ничего не делать, но, если у тебя по папочкам планы да отчёты аккуратненько разложены, ты хороший работник. В противном же случае… Да что я Вам рассказываю, сейчас всюду эта беда. А в нашей работе к тому же сугубо свои сложности имеются. Не зря лишь немногие надолго на этой должности задерживаются.

— Ну а Вы как настроены? — Людмила специально перебила явно смущённую Тамару Алексеевну.

— Да нормально пока, хотя… Ладно, сейчас я приглашу нашу по набоковским, а вернее, по меркам его героя, перезревшую Лолиту.

Тамара Алексеевна вопросительно взглянула на Людмилу:

— Вы заметили, что я сказала «приглашу», а не «вызову»? Да, именно приглашу, а она, если захочет, придёт. Её право. У наших детишек сплошь одни права. У нас же, педагогов, исключительно обязанности. Вот сейчас я приглашу Елену и проведу с ней беседу, за результативность которой поручиться не могу. А беседа — это, к сожалению, на сегодняшний день весь мой арсенал. К тому же беседовать я должна очень деликатно, чтобы как-либо случайно не задеть честь и достоинство ребёнка. Да, ещё хочу спросить: а не мог ли Ваш муж дать Елене повод таким образом вести себя?

— Хорошо, — Людмила старалась быть спокойной, — предположим, мой муж и вправду, как Вы говорите, дал повод. Но я-то уж точно никакого повода не давала. Я даже словом не перемолвилась с ней. И вот смотрите сами.

Она положила на стол тоненькую стопку листков с копиями порченских сообщений Виктору и припечатала её своим телефоном:

— Читайте, уважаемая Тамара Алексеевна, и делайте выводы.

Тамара Алексеевна медленно просматривала листки, и на её лицо снизу, от шеи, наползали крупные розовые пятна:

— Людмила Петровна, а Вы уверены в том, что именно Порченко посылала эти сообщения? Ведь они не с одного, а с разных телефонов отправлены.

— Более чем уверена. Приглашайте свою гостью, — произнесла Людмила и, не удержавшись, съязвила: — Может, ещё и чай-кофе приготовите для такой важной персоны?

Через несколько минут в кабинет с безмятежной улыбкой на лице зашла Елена Порченко. В этот раз она была в очках с толстыми линзами, за которыми её чёрные глаза казались крошечными, отчего взгляд их потерял былую свою живость и пронзительность и казался теперь взглядом робота. Трудно было поверить, что эта несуразная девочка-подросток в собранных в гармошку джинсах и девица без комплексов, открыто предлагавшая себя более чем в три раза старшему мужчине, — одно и то же лицо.

Увидев Людмилу, Порченко на какую-то долю секунды растерялась, но тут же подобралась, словно кошка перед прыжком:

— Я слушаю Вас, Тамара Алексеевна.

Людмила привстала из-за стола:

— Ну, здравствуй, соперница!

— Это Вы мне?! — деланно удивилась Порченко, подняв брови над массивной тёмно-коричневой оправой очков. — Какая Вы мне соперница? Вам лет-то сколько? И вообще, я не понимаю, зачем меня сюда пригласили.

Людмиле нестерпимо захотелось отвесить этому наглому юному созданию полновесную оплеуху. Возможно, в ситуации тет-а-тет она не сдержалась бы.

Тамара Алексеевна, кивнув на разложенные на столе листы с распечатками СМС, спросила:

— Лена, давай честно и сразу: твои эпистолы?

Порченко наклонилась над столом и, немного помедлив, процедила сквозь зубы:

— Ну, типа мои…

— Так «типа» твои или всё-таки твои? — попыталась уточнить Тамара Алексеевна.

— Ну, мои.

— И как это понимать?

— Да