Читать книгу - "Реквием - Ульяна Соболева"

— Макс… я, правда, хорошо убираю. Ну возьми меня к себе. Ты не пожалеешь.

— Конечно, не пожалею, потому что не возьму, на кой ты мне сдалась?

— Я замерзну там. В первую же ночь. Это ты отцу зубы выбил и из-за тебя я домой не смогла пойти, — надавить на жалость или совесть? Может, они там имеются? Где-то очень глубоко. Ведь пожрать купил и на дороге не бросил.

Макс откровенно надо мной смеялся и даже не скрывал этого. Если бы я тогда понимала, НАСКОЛЬКО забавно это звучало для него, сама бы истерически хохотала. Но тогда я и понятия не имела, кто он такой.

— Твой отец тварь и кретин… А ты сама за мной увязалась. Оставалась бы дома или в интернате своем.

— И ты вот так просто выкинешь меня? Жить на улице, побираться? Мы в ответе за тех, кого приручили, — сказала я.

— Я тебя не приручал и даже не собирался. Неверная цитата, мелкая. Поковыряйся в памяти и найди что-то поинтересней. Ты ж не только Экзюпери читала?

— Не только. Я вообще очень много читала. Значит, вышвырнешь в этот ливень?

— Почему бы и нет? Ты кто такая вообще? Я похож на благодетеля или волонтера, подбирающего бездомных животных?

Опять сравнил меня с животным. Сволочь. Повел раздраженно плечами, а мне стало страшно, что правда высадит возле метро, и я там буду дрожать, переминаясь с ноги на ногу до самого утра, а утром будет еще холоднее. Потом я проголодаюсь… Ненавижу голодать. Но ведь как-то можно его уговорить?

Танька, которая часто приносила с ночных "вылазок" через окно конфеты, шмотки и сигареты, всегда говорила, что мужики думают только одним местом. Конечно, меня трудно сравнить с блондинкой Танькой, у которой в шестнадцать лет грудь третьего размера и опыта с мужиками она лет с тринадцати набралась, но я могу попробовать. Правда, вряд ли получится заставить "работать" у него то самое место.

— Не похож. Ну, я могу иначе платить… Может ты… это… Я смогу, как и они… Домработницы твои. Мне говорили, что я ничего так под одеждой. Могу сейчас показать.

Быстро расстегнула пуговицы пальто, сбросила с плеч, впиваясь пальцами в змейку кофты. В ту же секунду Макс оттолкнул меня с такой силой, что я ударилась о дверцу головой, почувствовала, как пересохло в горле и сердце, словно бешеное заколотилось, отдавая пульсацией в виски.

— Дура малолетняя, совсем охренела? — зарычал мне в лицо. — Пошла к черту отсюда.

Мне показалось, что он меня сейчас ударит, и я быстро заморгала.

— Не ори. Поняла я. Не надо орать.

— Тоже мне выискалась, Лолита, бля. Давай, выметайся нахрен. Приехали.

Затормозил на обочине возле вокзала, вышел из машины и вытащил меня за шкирку. Сунул деньги в руку.

— На один день хватит, а то и на парочку. Всем так сразу не предлагай, а то возьмут. Оттрахают, идиотку, во все дыры и подыхать тут же оставят. Не посмотрят, что ребенок совсем. Как просила. Вокзал. Давай. Удачи.

— И тебе удачи, — чуть ли не со слезами выкрикнула я.

Сволочь безжалостная. Посмотрела на деньги. Ого. Неплохо. Мне не на пару дней хватит, а на неделю, если растягивать.

Как я и думала, ноги промокли моментально. Вода затекла везде, где только можно за считанные минуты, пока я добежала до какого-то навеса и, прислонившись к стене, перевела дух. Холод пробрал сразу же, закатился за воротник вместе с ледяными каплями и пролез между пальцами ног, которые мгновенно окоченели в мокрых носках. Я осмотрелась по сторонам. Все вымерло перед рассветом. Только поезда постукивают колесами и пыхтят.

Заметила бомжа, свернувшегося в клубок на газетке неподалеку и трех красоток в каких-то разноцветных искусственных полушубках, колготках в сеточку и высоких сапогах. У этих работа не кончается, как только задницы не отмерзают? Возможно, не успевают, потому что мимо проехал автомобиль и поморгал фарами. Одна из них отделилась от компании и через минуту укатила в неизвестном направлении.

Я поискала в кармане пачку с двумя сигаретами, которые спрятала, стащив со стола. Макса сигареты. Я такие никогда не курила, только отцовские без фильтра. Сунула одну в рот и попыталась подкурить отсыревшими спичками.

— Эй, ты. Вали отсюда. Это наше место.

Обернулась — красотки смотрели на меня исподлобья. Решила проигнорировать. Наконец-то подкурила и отвернулась, глядя, как перед носом с крыши навеса стекает вода.

— Ты, сучка малолетняя, оглохла? Мы сказали — вали отсюда.

Чем я им мешаю, я так и не поняла. Где они, а где я в своем пальто драном. Тоже мне, конкуренция. Но я все же немного отошла в сторону.

Проехала еще одна машина, тормознула возле них. Из тачки вышли два мужика. Один повыше, другой пониже. Оба в черных кожанках. Подошли к девкам. Голоса "бабочек" доносились до меня сквозь шум подъехавшего поезда.

— Это все, что есть к этому часу, Лис. Нет клиентов. Паршивый день.

— Не трынди, тварь. Ты мне со вчера еще должна. Давай бабки.

Повернулась к ним, наблюдая, как девки выворачивают карманы. Вдруг один из мужиков, тот, что пониже, посмотрел на меня, потом поднял воротник и направился ко мне.

Я вжалась в стену. Еще чего не хватало. Кому я здесь мешаю, блин? Стою себе, курю, никого не трогаю. Мне не нужны неприятности.

Коротышка поравнялся со мной.

— Кто такая? Что делаешь здесь?

— Брата жду, — затянулась сигаретой и посмотрела на типа. Чуть ниже меня ростом, а глаза мерзкие. Цинично мерзкие.

— Жди в другом месте или делись прибылью, — сказал он и осмотрел меня с ног до головы.

— Какой прибылью? Вы что?

— Лоха из меня не делай. Здесь моя точка. Так что делись бабками, минетчица малолетняя. За место платить надо.

— Да я брата жду. Вы что, дяденька? Я ж маленькая совсем. За меня срок дают.

Могло звучать убедительно: на девушку я еще не тянула, уж точно не в такой одежде.

— Врет, сучка, — крикнула одна из девок, — ее из мерса высадил мужик и денег дал. Я видела.

Коротышка резко схватил меня за шкирку и впечатал в стену.

— Деньги давай, тварь. Условия твоего труда позже обсудим. Первая выручка всегда мне. Сто процентов.

— Нет у меня денег, — упрямо поджала губы.

— А если я поищу, — он придавил меня к стене сильнее. Стало страшно, но отдавать деньги я не собиралась, — заодно косточки твои пересчитаю и проверю, насколько ты маленькая на ощупь.

Я начинала злиться и в то же время понимала — они меня здесь насмерть забьют, и никто не заметит. Деньги отдавать не хотелось. Я не любила отдавать мое. Не важно, что, даже пуговицу или булавку. То, что принадлежит мне, чужим никогда не станет. Я в интернате за свое до крови дралась и сейчас не отступлю. Нащупала в кармане перочинный ножик.