Читать книгу - "Пират в моих объятиях - Данелла Хармон"

К сентябрю же заподозрила, что беременна.

А к октябрю она уже точно знала, что у нее будет ребенок.

Об этом догадалась и тетя Хелен. Заметив, что Мария располнела, она сначала едва не лишилась чувств, затем разразилась бранью и наконец надолго замолчала, о чем-то задумавшись.

К счастью, тетушка больше не бранила племянницу, лишь изредка напоминала о ее падении и велела Марии никому не рассказывать о том, что с ней произошло. Да еще возносила молитвы Господу – просила вернуть Сэма, и как можно скорее. Тетка хотела вернуть это исчадие ада в надежде на то, что Сэм поступит по-джентльменски и женится на Марии – тогда бы никто не узнал о ее позоре.

Время шло, и Марии стало казаться, что минуло сто лет с тех пор, как она стояла на скале и махала рукой, провожая Сэма. И все же она прекрасно помнила их первую ночь, ночь под яблоней. И помнила ночь, когда Сэм забрался в ее окно. Мария вспоминала его пронзительные глаза, его черные волосы, сильные и нежные руки, ласкавшие ее.

Сэм скоро вернется. Он может вернуться в любой момент. Возможно, сейчас он грузит на борт корабля испанское золото. А может, Сэм уже в пути, уже недалеко от Истхэма…

Было чудесное октябрьское утро, и Мария, направляясь к дому, думала о том, что до рождения ребенка еще четыре месяца. И все эти четыре месяца она будет совершать дальние прогулки к Грейт-Бич и часами сидеть на берегу, до боли в глазах вглядываясь в пустынный горизонт. Она будет ждать. Ждать под завывание ветра и крики чаек, ждать и молиться, чтобы вдали появился корабль. И не какой-нибудь корабль, а старенький шлюп с несметными сокровищами на борту и стоящим на палубе самым красивым мужчиной на свете…

И пусть тетушка считает, что она зря теряет время, совершая длительные прогулки к Грейт-Бич. Ведь тетушка убеждена, что Сэм никогда не вернется… Но Мария твердо верила: он вернется. Вернется, потому что обещал. Как было бы чудесно, если бы он поскорее вернулся и они вместе бы наслаждались прелестью осени, пока погода не испортилась и не наступили холода. Взявшись за руки, они бы бродили по земле, усыпанной темно-красной и золотой листвой. Они могли бы вместе собирать восковицу, делать из нее свечи и освещать ими свой дом. И пекли бы тыквенные лепешки, сушили бы на зиму яблоки и вместе бы ложились спать, укрываясь толстыми шерстяными одеялами…

– О Сэм! – громко воскликнула Мария, но возлюбленный не откликнулся на ее зов.

Тяжко вздохнув, Мария поплотнее закуталась в свою алую накидку, стараясь согреться. К счастью, ей оставалось пройти совсем немного. Тетушка, конечно же, разразится бранью, если узнает, что она пошла в город. Но какое это имеет значение? Ей надоело жить затворницей, надоело ограничиваться прогулками к Грейт-Бич, в лес и к пустынной вересковой пустоши, где она собирала кору деревьев и растения для приготовления индейских лекарств. Конечно, сейчас она никого не лечила. Не виделась даже с Тэнкфул. Но какой же одинокой она себя чувствовала!

– Мария! Мария, подожди!

Услышав знакомый голос, Мария расправила накидку, надеясь, что подруга не заметит ее живот. Тэнкфул уже догоняла ее.

– Мария, я так за тебя волновалась! Твоя тетя сказала, что ты больна, что у тебя простуда и она не хочет, чтобы я заразилась. – Стараясь отдышаться, Тэнкфул вглядывалась в лицо Марии. – Как ты себя чувствуешь?

– Сейчас гораздо лучше, спасибо, – ответила Мария. Она прикрыла свой располневший живот свертком, который держала в руке.

– Ну, слава Богу. Мы все так волновались… Последнее время тебя совсем не видно.

– Я ткала одеяла, – сказала Мария, опустив глаза. – Одно несу преподобному Трэту.

– Можно мне посмотреть на него?

Мария неохотно протянула Тэнкфул сверток. Та развернула его и с восхищением воскликнула:

– О Мария! Какое красивое! Оно очень ему понравится. Я всегда говорила, что это несправедливо… Господь наградил тебя одну таким даром и обошел всех нас. Подумать только! – Тэнкфул указала на задумчивых овечек, которые выглядели как живые, и казалось, что они вот-вот сойдут с одеяла. – Они как живые. А младенец Иисус! Тебе удалось передать каждую черту его лица.

Тут послышались крики и раздался стук тяжелых подков. Оглянувшись, девушки увидели лошадь без седока. Ноздри животного раздувались, глаза сверкали, на губах выступила пена. Лошадь неслась прямо на них. Следом бежали мужчины.

– Тэнкфул! – Мария столкнула подругу с дороги, но сама замешкалась.

Лошадь шарахнулась в сторону, но Мария отскочила туда же. Девушка ощутила удар, все закружилось у нее перед глазами, и она упала на землю, осыпаемая комьями земли и гравия.

– Мария! Мария, как ты? – Она открыла глаза и увидела перед собой лицо Тэнкфул. – Мария, какая ты храбрая. Ведь она могла убить тебя! – Тэнкфул посмотрела на собравшихся вокруг людей. – Вы видели? Она спасла мне жизнь.

Двери домов открывались, и люди выбегали на улицу. Мария слышала их голоса, видела знакомые лица. И вдруг почувствовала запах табака из трубки судьи Доуна. Судья пробирался к ней сквозь толпу.

– Вы ушиблись, мисс Холлет? Позвольте помочь вам подняться. – Сунув трубку в рот, судья протянул руку.

– Со мной все в порядке, – пробормотала Мария, смутившись.

Но Тэнкфул тоже протянула ей руку.

– Ты же ушиблась, Мария! – воскликнула она.

Мария благодарила Бога, что отделалась всего лишь легким испугом.

– Ничего страшного, – ответила она. – Это только царапины. Не стоит волноваться.

Мария нагнулась, чтобы поднять с земли накидку, но было уже поздно…

Десятки людей в ужасе смотрели на ее округлившийся живот. Краска стыда тотчас же залила лицо Марии. Но она так же внезапно побледнела. Руки Марии дрожали, когда она брала у Тэнкфул одеяло.

– Мне надо спешить, – пробормотала она. – У меня ведь одеяло для преподобного Трэта…

– Вы только подумайте, у нее одеяло для преподобного! – закричали из толпы. – Оставь его лучше себе!

– Да она же беременна!

– Какой позор!

– Шлюха!

И тут раздался грозный голос судьи Доуна:

– Я бы не советовал вам сейчас ходить к преподобному. Вы этим только оскорбите его. Такой человек, как Трэт, не может встречаться с подобной грешницей. Ты просто распущенная девка.

Грешница? Распущенная? Мария почувствовала, как на глаза ее навернулись слезы. Неужели это о ней?

– Но… но у меня для него подарок.

– Лучше сожги его. Преподобный никогда не примет подарок из твоих рук. – Глаза судьи сузились. – Кстати, мисс Холлет, кто запятнал вас позором?

– Я… я… – Мария кусала губы, стараясь сдержать слезы.

– От кого ребенок?