Читать книгу - "На всю жизнь - Нэн Райан"

— Боже мой, — пропела Адель, — неужели мы невольно ввели вас в заблуждение? — Она засмеялась низким гортанным смехом. — Непростительная оплошность! Просим нас извинить, правда, Пат? — Не дав брату возможности ответить, она прибавила: — Как насчет стаканчика на сон грядущий, Ник?

— Почему мы теряем время? — На лице Ника вновь появилась его умопомрачительная улыбка. Он театрально прижал ладонь к своей груди. — Мне только что значительно полегчало.

Брат с сестрой рассмеялись.

Ник тоже.

На улице троица разделилась. По предложению Адель Пат Паккард любезно согласился отправиться к себе домой на Мейсон-стрит, что на вершине Ноб-Хилл, в двуколке.

Они пожелали друг другу спокойной ночи, и Ник с Адель взобрались в ожидающий их темно-синий экипаж. Адель удобно устроилась на кожаном сиденье бордового цвета, повернулась и ободряюще улыбнулась Нику. Ник сидел, скрестив длинные ноги, задумчиво глядя на красавицу с платиновыми волосами.

Он заметил быстрое биение пульса на ее матовой шее. И блеск ее темных глаз в полумраке. Мерцал белый атлас ее вечернего платья. Ник почувствовал, как она вся дрожит от возбуждения.

Ник вытянул ноги и расстегнул смокинг. Он улыбнулся белокурой красавице, зная, что ей до смерти хочется, чтобы он поцеловал ее, и решил немного помучить ее.

Ник придвинулся к ней, взял ее руку в свои — ее тонкие пальцы были негнущимися и холодными. Он засмеялся низким дразнящим смехом, положил руку Адель на свое сильное бедро и обнял ее. Потом слегка сжал ее обнаженные плечи и притянул совсем близко к себе.

Откинув голову и не отрываясь, глядя на его твердо сжатый чувственный рот, Адель Паккард с затаенным дыханием ждала поцелуя. Ник разжал губы, не спеша наклонился и немного помедлил в дюйме от ее трепещущего ярко накрашенного рта. Он не стал целовать ее в губы, а наклонил темноволосую голову и прижал горячие раскрытые губы к нежной впадинке у основания шеи.

Он целовал ее долгим страстным поцелуем, слыша, как Адель Паккард шепчет его имя. Не отрывая губ, Ник медленно опускался ниже. Он продолжал целовать теплую матовую грудь, выступающую из смелого выреза вечернего платья. И когда через пятнадцать минут сверкающий экипаж темно-синего цвета остановился, она извивалась и тяжело дышала, исступленно вцепившись в его волосы, закрыв в экстазе темные глаза.

С легкостью и изяществом прирожденного ловеласа Ник сошел на вымощенную булыжником подъездную аллею перед особняком Адель Паккард на аристократической Сакраменто-стрит, протянувшейся до Ноб-Хилл. Он повернулся, чтобы помочь взволнованной Адель выйти из экипажа.

Синий экипаж укатил прочь.

Он и Адель Паккард стояли, глядя друг на друга в прохладной летней ночи Сан-Франциско. Легкий восточный ветерок ворошил волнистые черные волосы Ника. От дуновения этого ветерка скользкий атлас вечернего платья Адель облепил ее роскошные формы. Далеко в заливе слышался звук сирены, в тумане подающей сигнал судам.

Ник подошел к ней ближе.

Не говоря ни слова, он протянул руку и выдернул из модной прически Адель усыпанные бриллиантами заколки. В восхищении он смотрел, как ее белокурые волосы каскадом ниспадают на матовые плечи. Распущенная прядь упала на ее поднятое лицо. Ник мизинцем осторожно отвел ее назад.

— Уже почти полночь, — задумчиво произнес он.

— Экипаж не превратится в тыкву при ударе часов, Ник, — тихо сказала Адель, — а я не превращусь в замарашку.

— Весь вечер я спрашивал себя, — продолжал Ник, не сводя пристального взгляда с блестящих серебристо-белокурых прядей, колеблемых прохладным ночным ветерком, — неужели это настоящий цвет волос? — Наконец, опустив глаза, он встретился с ее взглядом и долго не сводил с нее глаз. — Это так, моя милая?

— Войди в дом, — затаив дыхание, прошептала Адель, — и сам узнаешь.

Наступила полночь.

Кей устало поднялась по деревянным ступенькам в свою комнату на четвертом этаже. Ноги у нее болели, спина тоже. Она очень устала и была сильно голодна. И хотя ей казалось это эгоистичным, но она не могла не мечтать о чистой мягкой перине. И о глубокой фаянсовой ванне, наполненной водой с искрящимися пузырьками. И о покрытом белой скатертью столе, на котором стояли бы богатые, аппетитные кушанья.

В душе она ругала себя,

Ей должно быть стыдно за себя! Тысячи бездомных были бы рады любому прибежищу от холода, самой непритязательной пище для утоления постоянного голода. Она была счастливой женщиной. Нельзя допускать в себе проявления совершенно несвойственной ей и непростительной, да к тому же и бесплодной зависти.

Она понимала, что послужило тому причиной.

Это оттого, что она видела всех этих хорошо одетых людей, которые только и делали, что ели, пили и веселились. Проводили время в греховодном шикарном салуне Ника Мак-Кейба. Кей заскрежетала зубами. Не приходилось сомневаться в том, что порок и в самом деле процветал! Темноволосый, лоснящийся Ник Мак-Кейб, несомненно, ел лучшие кушанья, изводил галлоны горячей воды на ежедневные ванны и спал на самой мягкой постели с белоснежными простынями!

Довольно, сказала себе Кей.

Сурово выговорив себе, она улеглась на узкую расшатанную кровать. Вытянувшись и испытывая удовольствие только оттого, что лежит, она ощутила полное отдохновение. Ее усталые плечи перестали болеть. Напряжение болевших мышц стройных ног ослабло.

У Кей вошло в привычку каждый вечер, лежа в постели, строить планы на следующий день. Тщательно разрабатывать график действий для себя и своих солдат.

Кей тяжело вздохнула. Потом зевнула.

Она так устала. Сейчас у нее не было настроения разрабатывать завтрашнюю стратегию. Она была не в состоянии думать, а еще меньше — планировать. Ей хотелось лишь плыть в том несуществующем тихом мире на грани между бодрствованием и дремотой.

Она еще раз вздохнула, на этот раз более глубоко. Тяжелые веки сомкнулись над голубыми глазами, и Кей поддалась усталости. В голове закружились нестройные мысли. Из темноты выплывали нежданные образы.

Где-то в подсознании возник яркий образ Керли, которому только что исполнилось шесть лет. Кей ясно видела неуклюжего Керли со взъерошенными волосами и ободранными коленками, без двух передних молочных зубов, радостно задувающего свечи на большом праздничном шоколадном торте.

Столь же быстро, как появился, исчез образ шестилетнего Керли, вытесненный мужественным образом цветущего Ника Мак-Кейба. Кей в полусне спросила себя, каким был красивый грешник с отливающими серебром глазами в свои шесть лет.

Ее губы непроизвольно дрогнули. Ей представился красивый ребенок с копной черных как смоль кудряшек и этими странными, бледными глазами на маленьком хорошеньком смуглом личике.

Кей не удалось удержать образ. Он быстро исчез, снова уступив место взрослому Нику. Нику, устремившему на нее свой опасный взгляд. Нику, крепко прижимающему ее невероятно сильными руками к своей теплой твердой груди. Нику, запустившему длинные загорелые пальцы за отвороты ее жакета.