Читать книгу - "Принц приливов - Пэт Конрой"

— Тогда они говорили чужими голосами. Черные собаки. Их набилась целая комната. Их глаза сверкали в темноте. Они скалили свои жуткие зубы. Все, кроме одного. У того была добрая морда. Этот добрый пес обратился ко мне, но я ему не подчинилась.

— Что он сказал, Саванна?

— «Саванна, покончи с собой. Ради блага семьи, ты ведь любишь нас». Сначала добрый пес просил меня маминым голосом.

— Но ведь это была не мама.

— Я закричала: «Нет!» Я поняла, что это уловка. Но потом услышала папу, он велел мне убить себя. Его голос был приятным и убедительным. Это было не самое худшее. Добрый пес наклонился к моему уху. Его морда находилась возле моего горла. Он произнес с искренней любовью: «Убей себя. Прошу, убей, чтобы семья больше не страдала. Если ты нас любишь, Саванна, возьми бритву. Я помогу тебе это сделать. Помогу». Вот так я вскрыла себе вены в первый раз. Тогда никто не знал о голосах. Я не представляла, кому в Коллетоне могу рассказать о галлюцинациях.

— Но ты ведь не подчинишься им сейчас? Правда, Саванна? Ты не станешь выполнять их приказы?

— Нет. Они задержатся надолго, но сейчас я научилась справляться с ними. Я выдержу. Обещаю. Иди спать. Прости, что разбудила тебя.

— Я останусь с тобой, пока они не уберутся.

— Том, только в одиночестве я могу сражаться с ними. Это единственный реальный способ. Пожалуйста, возвращайся в постель. Мне стало лучше. Спасибо, что проснулся и поддержал меня.

— Меня угнетает, что я ничем не могу тебе помочь. Я не умею воевать с теми, кого не вижу и не слышу.

— Я умею, — отозвалась Саванна. — И должна. Спокойной ночи, Том. Очень тебя люблю.

Я поцеловал сестру и прижал к себе. Ладонями я вытер пот с ее лица и еще раз поцеловал.

Подойдя к двери, я обернулся. Саванна сидела на постели, откинувшись на подушки, и готовилась к новой схватке.

— Саванна, забыл тебя спросить. Тот голос, что упрашивал тебя покончить с собой. Чей он был?

Сестра взглянула на меня, своего брата-близнеца.

— Это был самый добрый и потому самый жуткий из всех голосов. Тот пес говорил твоим голосом, Том. Самым дорогим для меня.

Когда я вернулся в гостиную, Люк не спал. Он сидел у стены, курил сигарету и смотрел на дверь комнаты Саванны. Люк махнул мне рукой. Я подошел и опустился рядом.

— Том, я все слышал, — прошептал Люк, пуская колечки дыма в сторону папоротников, росших у Саванны в гостиной. — Наша сестренка совсем свихнулась. У нее голова забита совиным пометом.

— Не все так просто, — возразил я, задетый словами брата.

— Почему она не верит, когда ты объясняешь ей, что там никого нет?

— Потому что кто-то все-таки есть, Люк. В этом вся загвоздка.

— Никого там нет. Очередная психологическая срань. По-моему, Саванне это просто нравится.

— Люк, не повторяй за матерью. Она не понимает, насколько Саванна больна.

— Знаешь, мне страшно, когда у Саванны все это начинается. Хочется сбежать подальше. Когда Саванна общается со стенами, она становится другой, абсолютно чужой. А потом начинает винить семью, отца с матерью. Но если они были такими чудовищами, почему мы с тобой не видим собак на стенах? Почему у нас не поехала крыша, как у Саванны?

— Люк, откуда ты знаешь, что на нас это не отразилось?

— Мы с тобой, Том, не свихнутые. Нормальные парни. Особенно я. Правда, тебя иногда заносит, но это наверняка от книжек. Те, кто любит читать, всегда малость с приветом. Давай-ка завтра вытащим ее отсюда и увезем в Коллетон. Возьму ее на лодку, будет ловить креветок. Соленый ветер быстро прочистит ей голову. Тяжелый труд — лучшее лекарство. Когда креветки прут косяком, тут уже не до завихрений. Только успевай поворачиваться. Писание стихов и чтение романов повреждает разум. Саванна — живой пример.

— А ты живой пример того, что ловля креветок приводит к тому же, — раздраженно заметил я. — Люк, наша сестра больна. Ее болезнь ничуть не легче рака мозга или чего-нибудь подобного. Надеюсь, теперь тебе понятно?

— Не злись на меня, Том. Прошу, остынь. Я пытаюсь понять, но по-своему, а не по-твоему. Мне было бы куда спокойнее, находись Саванна рядом. Мы жили бы вместе, и я бы поддерживал ее. Думаю, я сумел бы помочь.

— Она вспоминала тот день на острове.

— Слышал. Зря ты не ответил ей, что ничего не было.

— Но это было.

— Мама уверяла, что не было.

— Мама уверяла, что отец нас никогда не бил, что мы — потомки аристократического рода. Люк, она сочиняла миллион разных разностей, и все они оказывались неправдой.

— Я мало помню тот день.

Я схватил брата за плечо и притянул к себе.

— А я, Люк, помню все, — зловеще прошептал я ему на ухо. — Каждую мелочь того дня, каждую мелочь нашего детства. Я жалкий обманщик, врущий самому себе, что ничего не помню.

— Ты давал слово, что никогда не заикнешься об этом. Мы все клялись. Некоторые вещи нужно вычеркивать. Забвение — лучший способ. Не хочу вспоминать то, что было. Не желаю. Сестре это не поможет. Уверен, что сама она ничего не помнит.

— Ладно, — вздохнул я. — Только не делай вид, что того дня не существовало. Когда ты заявляешь об этом, я сам готов свихнуться. Люк, в нашей семье слишком часто притворялись и слишком многое скрывали. Полагаю, мы все дорого заплатим за свою неспособность смотреть правде в лицо.

— Думаешь, Саванна как раз этим и занимается? — вспылил Люк. — Когда говорит с ангелами и собаками, когда слюна капает ей на ноги, когда ее отправляют в психушку. Пытается взглянуть правде в лицо?

— Нет. Но правда просачивается отовсюду. Сомневаюсь, что у Саванны меньше смелости, чем у нас. Только у нас получилось загнать правду поглубже, а ей не хватает сил.

— Она чокнулась из-за своих стихов.

— Нет, из-за того, о чем ей приходится писать. Она размышляет о девочке, росшей в Южной Каролине. О том, что ей ближе, что она лучше всего знает. О чем, по-твоему, она должна рассказывать? О зулусских подростках или об эскимосах-наркоманах?

— Вот и сочиняла бы о том, что ее не ранит, и не приманивала бы этих собак.

— Люк, все ее произведения рождаются из прошлого. Иначе не было бы поэзии.

— Меня это пугает, Том. Однажды она, чего доброго, покончит с собой.

— Саванна сильнее, чем кажется. Ей хочется творить, это смысл ее существования. В ее голове не хватит собак, чтобы заставить ее бросить стихи… Давай спать. Завтра нам предстоит долгий путь.

— Нельзя оставлять ее в таком состоянии.

— Придется. Из этого состоит почти вся ее жизнь.

— Том, послушай меня внимательно. Я не понимаю, что творится с Саванной. Не дано мне этого понять. Но я не меньше тебя люблю нашу сестру.