Читать книгу - "Стервы большого города - Кэндес Бушнелл"

Виктория развернула салфетку и с облегчением обвела взглядом зал ресторана.

Пусть ее показ провалился, но как замечательно снова оказаться в Нью-Йорке, где женщины могут быть собой. Где могут прямо сказать: «Я хочу это!» — и никто не примет их за исчадия ада, нарушающие некий священный закон о поведении женщин.

В отличие от Японии, с иронией подумала она.

«Мисс Виктория, вы не можете отказаться от моего предложения! — заявил Икито. — Вы — женщина и должны слушать то, что говорит мужчина. То, что говорит мужчина, лучше».

В конце концов Виктория уступила, согласившись подумать еще день. Что безумно бесило ее.

«Дорогая, просто заставляй магазины брать твои модели, — сказал ее приятель Брайан Брамли, позвонивший с утешениями после тех катастрофических рецензий. — Не позволяй им командовать тобой. Это ты должна говорить им, что делать. И точка».

Конечно, Брайану легко говорить. Он сам знаменитый дизайнер, но еще он мужчина и голубой. И у него имидж примадонны. Люди боялись Брайана. Тогда как Викторию Форд, видимо, никто ничуть не боялся…

Так, она не станет об этом думать. Во всяком случае, сейчас, когда обедает со своими лучшими подругами в ресторане «У Майкла». Несмотря на все взлеты и падения, Виктории никогда не приедалась жизнь в Нью-Йорке и ленч «У Майкла» по-прежнему вызывал у нее трепет. Цены в этом заведении были неприлично высоки, а обстановка напоминала клановую атмосферу школьной столовой, но в тот день, когда перестанете совершать глупости и получать от этого удовольствие, вы превратитесь в ничто. И тогда уже никто не пожелает отвечать на ваши телефонные звонки.

Виктория приехала первой и воспользовалась возможностью обозреть сцену. Ресторан «У Майкла» был дорогостоящим заведением для сильных города сего. Некоторые из них так пристрастились к нему, что заходили сюда ежедневно словно в эксклюзивный загородный клуб. Чтобы напомнить людям о своем существовании, следовало пообедать «У Майкла», ибо его официанты, как поговаривали, состояли на содержании у журналистов, публиковавших светские сплетни, сообщая им, кто с кем обедал и о чем беседовал. Самые лучшие столики были пронумерованы от одного до десяти, и, вероятно, потому, что обедала она с Нико О'Нилли и Венди Хили (придерживаясь слишком скромного мнения о своей персоне, Виктория не ставила себя в один ряд с ними), их посадили за столик номер два.

На достойном, в нескольких футах от них, расстоянии обособленно стоял столик номер один, самый престижный в ресторане. Его не только считали столиком власть имущих, он был и самым уединенным в зале, поскольку располагался довольно далеко от других, что исключало подслушивание. Сейчас за ним сидели три женщины, которых Виктория мысленно назвала «первыми дамами». Ходили слухи, что они втайне управляют Нью-Йорком. «Первые дамы» не только достигли вершин каждая в своей области, но, прожив здесь по сорок и больше лет, обросли прочными связями со всеми нужными людьми. Одна из них, Сьюзен Эрроу, прославилась, кстати, таким афоризмом: «Каждый когда-то был никем, включая мэра».

Сьюзен Эрроу было, пожалуй, под семьдесят, но, глядя на нее, никто не решился бы определить ее истинный возраст. Что-то происходит с преуспевающими женщинами, когда они достигают сорока лет, — время словно обращается вспять, и каким-то образом они умудряются выглядеть лучше и моложе, чем в тридцать. Разумеется, они делали инъекции ботокса, подтяжку век, а иногда и лица, но эффект превосходил обычный результат, достигаемый благодаря скальпелю хирурга. Успех и самореализация — вот отчего на самом деле эти женщины излучали сияние; они светились от полноты жизни. Сьюзен Эрроу победила рак, перенесла две подтяжки лица и, возможно, носила в груди имплантаты, но кого это волновало? Она по-прежнему выглядела сексуальной, и на ней был кремовый кашемировый свитер с V-образным вырезом (обнажавшим неестественно молодую кожу декольте) и кремовые шерстяные брюки. Виктория и Нико всегда говорили, что надеются, им удастся в ее возрасте выглядеть хотя бы наполовину так же хорошо.

Рядом со Сьюзен, основательницей и президентом скандально преуспевающей пиар-компании «Эй-ди-эл», сидели Карла Эндрюс, известная тележурналистка, которая вела выпуски новостей, идущих в прайм-тайм, и Маффи Уильямс, самая молодая из трех женщин — ей не было шестидесяти лет. Президент американского филиала многопрофильной корпорации «Би энд си», выпускавшей предметы роскоши, Маффи считалась самой могущественной женщиной в индустрии моды Соединенных Штатов. Однако ее внешность резко контрастировала с мягко звучащим именем «коренной» американки — белой протестантки англосаксонского происхождения. Маффи действительно принадлежала к старой семье (ведущей начало от бостонского семейства Брэмен), но выглядела стопроцентной и неприступной француженкой. Темные волосы она зачесывала назад и закрепляла в небольшой пучок, всегда носила очки от Картье с голубыми тонированными стеклами и в оправе якобы из восемнадцатикаратного золота. Безжалостная деловая женщина, Маффи не терпела глупости и могла создать или погубить карьеру модельера.

У Виктории дрогнуло сердце, когда она вошла в ресторан и увидела Маффи, — вовсе не от страха, скорее от восхищения. Она обладала безупречным вкусом и почти недосягаемыми стандартами. Доброе слово из уст Маффи означало для Виктории все, и хотя кое-кто счел бы это ребячеством, Виктория хранила в памяти разнообразные комментарии, за многие годы сделанные Маффи по поводу ее работы. Шесть лет назад, после первого большого показа Виктории в павильонах, Маффи пришла за кулисы, величественно похлопала ее по плечу и прошептала с легким акцентом жительницы Восточного побережья: «Это очень мило, дорогая. Очень, очень мило. У вас есть по-тен-ци-ал».

В обычных обстоятельствах Виктория подошла бы к их столику поздороваться, но сейчас решила, что мнение Маффи относительно ее коллекции, вероятно, совпадает с высказываниями критиков. Конечно, Маффи не выразила бы неприятия, но ее молчание красноречивее слов. Иногда лучше не ставить себя в заведомо неловкое положение, поэтому, когда Маффи заметила усаживавшуюся Викторию, та лишь кивнула ей.

Однако когда Виктория рассматривала столик «первых дам», Маффи внезапно подняла глаза и перехватила ее пристальный взгляд. Та смущенно улыбнулась, но Маффи как будто не обиделась. Она встала и, положив салфетку на сиденье, направилась к столику номер два.

Господи, нервно подумала Виктория. Она не представляла, что показ был настолько плох, что заставил Маффи встать и выразить свое мнение. В мгновение ока Маффи, худая как жердь и облаченная в твид с блестками, оказалась рядом и наклонилась к Виктории.