Читать книгу - "Остановка в Венеции - Кэтрин Уокер"

— Ты повредил ногу?

— Взяли с Борисом горные велосипеды напрокат. Дерево сунуло мне палку в колесо.

— Сильно вывихнул?

— Прилично. Кажется, сухожилие порвано.

— Больно?

— Сижу на болеутоляющих и преднизоне. Опухоль еще не совсем спала. Лед прикладываю, и костыли мне выдали. Считают, что в четверг смогу отыграть, если не особо напрягаться и не прыгать по сцене. Если лучше не станет, придется, наверное, колоть стероиды. В спортзал не пускают, и это меня бесит.

Молчание.

— Мне жаль.

— Угу.

— Ты сейчас где?

— В Милане.

— Там хорошо?

— Отель нормальный. А город такой, промышленный.

Молчание.

— Здесь очень мило.

— Хорошо.

— Энтони, приехать к тебе в Рим?

— В Рим?

— Ну да.

— То есть сюда ты не приедешь?

— Ну, мне здесь интересно, я бы хотела тут побыть.

— А что интересного?

— Много чего. Рассказывать?

Молчание.

— Я подобрала собаку и познакомилась с графиней. Она нашла мне работу.

— Работу?

— Ну не совсем работу, конечно. Там есть одна фреска, надо выяснить, кто ее написал. Ей кажется, я могла бы помочь с выяснением.

— Это со вчера?

— С позавчера.

— Нел, чем ты там занимаешься?

— Не знаю. Хотела бы вот фреской.

Молчание.

— Все удивляются, что тебя нет.

— Ну, ты же не будешь возражать?

— Против чего?

— Чтобы я пожила здесь до Рима.

Молчание.

— Конечно, я и один справлюсь. Ивонна мне поможет.

Ивонна — это его тренер. Ивонна его боготворит. Он на нее полагается.

— Тогда я остаюсь.

— А что за собака?

— Чихуахуа. Крысомордик. Мальчик.

— Коричневый?

— Да.

— Передавай привет.

— Энтони?

— Да?

— Пожалуйста, пойми меня, мне очень нужно то, что я здесь делаю.

— Слушай, Нел… ох, да ладно. В общем, увидимся в Риме. Если я туда доберусь.

Молчание.

— Спасибо.

— Странную ты штуку отмочила.

— Знаю.

— Ладно, еще поговорим.

— Да. Я тебе позвоню. Я буду жить у графини. Тебе дать номер?

— Давай.

Я продиктовала.

— Надеюсь, нога поправится.

— Я тоже.

— Береги себя.

— Угу.

— Я скучаю.

— Я тоже.

Молчание.

— Ладно, я позвоню.

— Хорошо.

— Пока.

— Пока.

Мы повесили трубки.

Сердце слегка захолонуло от ощущения призрачности после этого обмена репликами. Почему от пустоты так больно? Я подошла к окну. Небо успело окраситься в густо-фиолетовый цвет, над горизонтом поднимался серпик луны. Пахло морем. Как же отчаянно я бы скучала по нему раньше, жалела, что его нет рядом, что нельзя сказать: «Смотри, какая луна!», разделить с ним эту красоту и тайну, чувствовать близость, связь, супружество. Слишком долго я об этом мечтала.

Повеяло вечерним холодом, меня пробрал озноб. Я вдруг представила всех тех, кто стоял у этого окна прежде, любуясь такими же прекрасными вечерами, целая череда любующихся — с чем, с надеждой, радостью или отчаянием во взгляде? Сердце переполнилось сочувствием. «Я вижу сердцем сны других сновидцев» — так, кажется, Уитмен говорил? Меня снова пробрала дрожь. Неужели, мы все собрались здесь, вся эта вереница, тянущаяся из глубины столетий, привлеченная мягкими красками темнеющего неба и бледной луной? Веяло таинственностью, нить времени ускользала из рук. Случайное совпадение, нужное место, и я приобщилась к некоему сонму. А следом придет кто-то другой, может, завтра вечером. Меня здесь уже не будет, я стану одной из невидимок. Но сегодня мой черед любоваться. Нахлынула тоска. «Я становлюсь сновидцами другими».

Поутру я спустилась вниз с чемоданом. Маловато одежды на три недели. Маттео сидел, развалясь в кресле, и на его красивом лице играла ироничная улыбка. Ему тут слишком помпезно и нелепо? Да, наверное, в такой нарочитой роскоши есть что-то вульгарное, но ведь она хотя бы подлинная и древняя, в отличие от безжизненного мраморного лоска американских отелей, век бы их не видеть. Я сочла за честь пожить в этом дворце. При виде меня Маттео поднялся и, подойдя, забрал багаж.

— Доброе утро. Здесь неплохо вроде?

Я начала оправдываться перед Маттео, которому было совершенно плевать.

— Да, вполне. Мне достался милый номер с видом на канальчик. Пыталась представить, кто мог там жить, когда здесь находилась резиденция великого Гритти.

— Не было тут никакого Гритти до девятнадцатого века, тем более великого.

— Дожа не было?

— Не было. А еще путеводители втирают, что наружные фрески написаны Джорджоне, но это тоже враки.

— Какая досада!

— Но здание действительно старое. Можете, если хотите, представлять, что в вашем номере жил какой-нибудь бедный реставратор, зарабатывающий на учебу в университете подправкой фресок Джорджоне, которых тот не писал.

Жизнеутверждающе, подумала я.

Мы дошли до стойки регастрации. Карло нет. Я оставила записку, где выразила восхищение номером и благодарность за гостеприимство. Потом оплатила счет кредиткой, и мы с Маттео двинулись через крошечную сатро, которой мне будет не хватать.

— Это вы тот бедный реставратор, которому пришлось зарабатывать на университет, подрисовывая фрески? — полюбопытствовала я.

— Нет, мне повезло. Вам, кажется, тоже? Вы часто в таких отелях останавливаетесь?

— Иногда.

— А когда не останавливаетесь?

— Живу в Нью-Йорке.

— А, в Нью-Йорке.

Он думал, я продолжу, но я молчала.

— Я и представить не мог, что вы американка, когда увидел вас с Лео. Американцы собак с собой обычно не возят. Хотя Лео такой компактный, он легко мог бы объездить мир. Билет за полцены.

— Вы меня приняли за итальянку?

— Нет, не за итальянку, скорее за француженку.

Не знаю, предполагалось ли это расценивать как комплимент, но я на всякий случай улыбнулась. Он не заметил.