Читать книгу - "Улыбка ледяной царевны - Ксения Беленкова"

Мой дядя совершенно лысый:

Таков волос его финал —

А был когда-то белобрысый

И говорит, что «хипповал»!

Своей огромной шевелюрой

Он разных женщин покорял,

А жить надумал с тетей Нюрой —

И шевелюру растерял…

Что тогда было! Папа уже после первого четверостишия начал давиться смехом и сползать под стол. Мама опустила голову и прикрыла ладонью глаза, лишь по часто вздрагивающим плечам и широкой улыбке можно было понять – все у нее внутри хохочет. На последних строках даже дядя начал гоготать и откидываться назад на стуле. Лера тихонько хихикала. И лишь тетя Нюра сидела с таким выражением лица, будто я читала как минимум «Мцыри» Лермонтова. Закончив декламацию, я не успела опомниться, как дядя подхватил меня на руки и со слезами от смеха на глазах начал качать под люстрой.

– Уморила, дочь, уморила! – пищал из-под стола папа.

А я смотрела на нашу люстру и мечтала провалиться сквозь землю – меня высмеяла вся наша семья. Лишь тетя Нюра оказалась не чужда поэтическому слогу…

И уже совсем недавно, выудив тот стих из маминой красной папки, я перечитала его. Тогда сама здорово повеселилась. Но лишь подумала о том, как серьезно все воспринимала в тот злополучный день, – снова устыдилась своего поведения. После случая с «Лысым» стихом дома я больше не демонстрировала своих поэтических способностей. Только в школе отрывалась. Вот и получила по заслугам. Нет, пора, видать, пришла учиться сдержанности…

Я снова начала ворочать чистые листы. С чего-то же надо было начать! Людмила Петровна просила про любовь к школе написать. Я стала нервно грызть кончик ручки и снова впилась взором в ветку дерева, будто она знала о любви к школе больше меня. Через полчаса поэтических потуг на листе были тщательно выведены лишь такие строки:

Мы любим нашу школу

Сильней, чем комп и колу!..

Это никуда не годилось. В отчаянии я смяла листок и швырнула в корзину. Но упрямство взяло верх над пессимизмом. Я чуток пошевелила мозгами, боевито сжала ручку и шлепнула на бумагу первое четверостишие:

Мы рады школу посещать

И в класс заходим с песней!

Сдадим экзамены на «пять» —

И станет мир чудесней!

После чего, даже не перечитывая плод своих трудов, я с ужасом вспомнила, что надо упомянуть еще и о директоре. Мужик он, может, был и неплохой. Лера, во всяком случае, всегда говорила, что им движут интересы школы и учеников. Только вот в первую очередь эти интересы двигали в директоре голосовыми связками – голосить он мог проникновенно и долго. Хлеще Кобзона на концерте ко Дню Победы. Проникшись несказанной симпатией к директору, я, уже не размышляя, тотчас приписала еще несколько рифм:

Шлем Шендеровичу поклон —

Директор наш кумир!

Как Шопенгауэр умен,

Талантлив, как Шекспир!

Дальше я совершенно слетела с тормозов и, отпустив фантазию, пошла вразнос. Что там еще надо было? Про титул «Школа года» написать? Да пожалуйста! Войдя в раж, я тут же ляпнула еще несколько кривых строк:

От знаний пухнет голова!

Родная Школа года,

Не знаем мы оценки «два» —

Ушла на двойки мода!

Поставив последний восклицательный знак, я выдохнула. Затем перечитала все четверостишия подряд – и хотела уже заплакать, но почему-то рассмеялась. Смяла лист и швырнула его в ведро для бумаг, в компанию к предыдущему. Опять получилось какое-то смехотворное рифмоплетство. Не выйдет из меня поэта. И как же теперь быть? Мне следовало срочно отдохнуть…

Тогда я наполнила себе ванну и пены не пожалела. Затем притащила магнитофон и врубила диск с новым альбомом Джамалы. Я любила эту певицу даже больше, чем Леди Гагу. Заиграла музыка, а я, опустившись в воду, улеглась в ванне и раскрыла книжку. Мама презентовала ее мне на днях, выудив с книжной полки. Сказала, что любила эту историю в детстве. Называлась книга «Дикая собака Динго». И я даже подумала, что история окажется вовсе не увлекательной. Ну какое мне дело до диких собак? Биология, если откровенно, никогда не была моим любимым предметом. Тут Иван был прав, оттого я сердилась на него еще больше. Я начала читать и, на удивление, увлеклась. Там рассказывалось вовсе не о собаках, а всего лишь про одну простую девчонку. И она показалась мне очень похожей на кого-то знакомого, только на кого же? Я никак не могла этого вспомнить. Вода в ванне уже остыла, а я все еще перелистывала страницу за страницей, полностью погрузившись в мир дерзкой девчонки по имени Таня.

– Вик, не утонула? – постучалась мама. – Жива?

– Читаю твою «Собаку Динго», – перекрикивая Джамалу, отозвалась я.

– Фраерман, конечно, хороший писатель, – засмеялась мама. – Но лучше вылезай, простудишься!

Я послушалась, вылезла и продолжила чтение уже в своей комнате. Забралась на кровать, включила ночник и до позднего вечера уткнулась в книгу…

Лера уже шаталась где-то с Ильей. Кажется, она соизволила пойти на концерт его группы. Мама трудилась над какой-то статьей по психологии. Поэтому дома было необыкновенно тихо и спокойно. Ни Лериного бурчания, ни маминого кулинарного вихря. Все вокруг будто бы замерло, как маленький фарфоровый мальчик с птицей, что все еще стоял на тумбе возле кровати. Я посмотрела на него, зачем-то снова вспомнив Ивана, и запихнула фигурку в выдвижной ящик. После того как Ваня начал встречаться с Катей, я почти перестала с ней разговаривать. Она все больше избегала меня, да и я, признаться, не слишком хотела выслушивать ее восторги по поводу отношений с Иваном. Кажется, из-за проклятой любви я теряла подругу…

И тут мне стало так грустно и одиноко, что даже захотелось позвонить папе. Но было уже начало одиннадцатого – Антошку, наверное, давно уложили спать. И я решила не будить его телефонным звонком.

Тогда я отложила книгу, слезла с постели и потопала в мамину комнату. Мама сидела серьезная, но все равно очень красивая. Легкие модные очки, забранные в пучок густые волосы, лишь одна прядь непослушно выбивалась и все время падала на лоб. Мама отвлеклась от ноутбука и взглянула на меня.

– Грустишь?

Я кивнула.

– Иди сюда…

Я села рядом с мамой прямо на ковер и положила голову ей на колени.

– Ничего, бывает, – мама гладила меня по волосам. – Иногда полезно немного погрустить.

Какое-то время мы сидели обнявшись. И мама чуть покачивала меня, точно мы обе плыли в лодке, что несла нас куда-то в ночь по темным, непроглядным водам… А потом мама сказала:

– Ну все, погрустили и хватит. Хочешь, сварганю десерт?

– Прямо сейчас?

– Конечно! – Мама уже вскочила на ноги. – Долго грустить вредно, нужно немедленно порадовать себя чем-то замечательным! Да и я что-то заработалась…

Тогда мы пошли на кухню. Я села за стол и смотрела, как мама поставила передо мной два прозрачных бокала. Быстро порубала банан и кинула на дно стаканов, посыпала сверху корицей. Откупорила банку консервированных ананасов, что тут же легли поверх бананов. Отделив от брикета мороженого круглой ложкой по шарику, мама водрузила их на верхушки десертов.