Читать книгу - "Правда во имя лжи - Елена Арсеньева"

Валера сначала нашел в себе силы промолчать о позоре друга,но постепенно сболтнул одному, другому, и вот уже поплыли, как круги по воде,темные слухи о том, что Костя просто-напросто не перенес многочисленных изменжены. Соня Аверьянова гуляла направо и налево; даже когда Костя умирал, онавалялась в постели с каким-то случайным знакомым, он-то и подтвердил ее алиби…

«Да уж, наверное, и впрямь липнут к ней мужики, проходу недают!» – подумал Струмилин, глядя на эти яркие губы, и удивительные глаза, изолотистую челку до бровей, – но тут же одернул себя: в этой мысли явныйоттенок предательства, потому что она как бы оправдывала Соню, которая просто-напростоне могла устоять перед многочисленными домогательствами похотливых самцов. Аправда в том, что Костина жена не в меру слаба на передок и сама тащила на себяпервого встречного-поперечного, как одеяло в стужу.

И все же не здесь, не сейчас надо ее обличать и побиватькаменьями. Не здесь и не сейчас!

Все эти мысли промелькнули в голове мгновенно: Электровеникне успел еще выплеснуть из своей пышущей негодованием груди весь запасругательств, адресованных Соне, как Струмилин поднялся и загородил от негомолодую женщину. За ее спиной показал онемевшему Валере и не менее онемевшемуПирогу кулак, а сам сказал – вполне спокойно и, надо надеяться, равнодушно:

– Добрый день. Извините, мы просто не ожидали столкнуться свами здесь, иначе помянули бы Костю в другом месте. Это, конечно, бесцеремоннос нашей стороны, однако вы нас тоже поймите. Я по некоторым причинам не смогбыть ни на похоронах, ни на других поминках, а мы ведь все друзья детства.

«Господи, какие глаза! – мысленно вскричал он. – Надо же –ищешь, ищешь всю жизнь кого-то… этакую вот красоту, и вдруг встречаешь – чтобыузнать: она свела в могилу твоего старинного друга».

– Это вы мне звонили? – вдруг спросила Соня, чуть нахмурясьи отводя с лица тонкие непослушные пряди, которыми как хотел забавлялся ветер.– Ну, говорите, что там у вас.

Струмилин вскинул брови.

– Не понял, – сказал осторожно.

Соня уставилась на него. Ноздри ее раздулись, и стало ясно,что она с трудом сдерживает ярость.

– Ну да, – выдохнула низким, злым голосом. – Конечно! Дура ябыла, что поверила! Сказать, рассказать! Конечно! Их-то голоса, психа Валерки иэтой дубины Пирога, – она мотнула головой в сторону, словно названные неторчали за спиной Струмилина, а прятались, к примеру, за могильным памятником,– я наизусть знаю, вот они и заставили тебя позвонить, да? Идиотка! Надо былосразу догадаться! Все дела забросила, примчалась, как последняя балда, а тут…Вы меня сюда нарочно заманили, чтобы… что? Что вам надо? Расправиться со мнойрешили? За честь друга отомстить?

Она резко оглянулась. Струмилин невольно повернул головувслед и увидел темный силуэт, склонившийся над недалекой могилкой.

– Ага! – с торжеством воскликнула Соня. – Ничего у вас невыйдет, ребятки! Вы-то на что надеялись? Что здесь в это время, да в буднийдень, благостная пустыня? А фигушки! Ходят, ходят люди к покойничкам, не все жтакие бесчувственные твари, как Сонька Аверьянова, которая к родному мужу намогилку год не заглядывала, а пришла только потому, что ей какой-то умныйпосулил… – У нее перехватило горло.

«Год не заглядывала, – мысленно повторил Струмилин. –Значит, правду говорил Валера, будто это он сам и оградку покрасил, и цветовпосадил, и вообще в порядке все содержит. Не очень большой, правда, порядок,ведь начали мы с того, что пропололи могилку, выдрали кучу сорняков, но все же…А она, сучка, признается в открытую, что не ходит к Косте, ни стыда у нее, нисовести!»

– Ах ты, тва-арь, – каким-то незнакомым, размягченным, почтиласковым голосом вдруг пропел Валера, выплывая из-за спины Струмилина. – Ах ты,шлюха блядская! Кто тебе звонил? Что врешь? Небось сама свиданку очередномухахалю назначила – чтоб Котьку еще похлеще достать, даже мертвого? Ну, хватит сменя! Хватит! Жалел тебя в память друга – а теперь все! Все! Давно пора сказатьтебе, кто ты есть. Сказать – и показать!

Валера сунул руку за пазуху, выхватил что-то из внутреннегокармана легкой светлой куртки и швырнул на стол.

– Ты меня жалел?! – успела выкрикнуть с глумливымиинтонациями Соня – видимо, еще по инерции свары. – Да от твоей жалости я скоров петлю…

И тут она осеклась, вперившись взглядом в яркие картинки,веером разлетевшиеся по столу.

Фотографии… Одна спорхнула со стола в траву, к ногамСтрумилина, и он поднял плотный глянцевитый прямоугольничек. Всмотрелся – исвободная рука сама по себе, автоматически, прижалась к сердцу.

Да… Если бы у него была жена и он увидел ее вот такой …

Первое, что бросалось в глаза, – голый поджарый мужскойживот. Живот черный – как и ноги, согнутые в коленях. Черным все это былопотому, что принадлежало негру могучего сложения, попавшему в кадр только досередины груди. На бедре у него кривой, небрежный какой-то шрам, отчетливовидный на лоснящейся коже. Между колен негра лежала белая женщина и ласкалагубами огромный негритянский орган. Волосы ее были откинуты назад и золотистойпряжей покрывали ковер попугайной красно-зеленой расцветки. И негр, и лицоженщины сняты чуть не в фокусе – ну в самом деле, не позировали же любовники, атрудились самозабвенно! – однако не могло остаться никакого сомнения: на снимкеСоня Аверьянова. Вот эта самая, стоявшая сейчас перед Струмилиным с выражениемтакого ужаса на лице, словно перед ней воистину разверзлись бездны преисподние.

«А ведь она и правда не знала, из-за чего Костя…» –промелькнуло в голове.

У Сони в руках тоже была фотография. Она взглянула наСтрумилина с беспомощным выражением и почему-то протянула ему этот снимок. А онмашинально отдал ей свой. Так бывает, когда люди рассматривают фотографии –снятые на пикнике, или на свадьбе, к примеру, или какие-то экзотическиекрасоты, запечатленные во время поездки за рубеж, – и обмениваются ими.Обменялись и Струмилин с Соней, так что она теперь могла полюбоваться собой вкомпании с негром, а он – лицезреть ее, скачущей верхом на том же черномазом и натом же ковре. Присутствовал на снимке и третий – на сей раз белый мужчина: вмушкетерских ботфортах до колен, но без штанов. Видны были его волосатые ляжкии напряженное естество. Судя по позе, он пристраивался к Сониному рту. В рукеего плетка, однако ни у кого и мысли не могло бы возникнуть, будто Соня здесь кчему-то принуждаема силой. Голова ее была самозабвенно закинута, груди стоятторчком, волосы струятся по спине. Плетка, определенно, была всего лишьсредством для получения пущего удовольствия.