Читать книгу - "Беги, хватай, целуй - Эми Сон"

Мы договорились пойти в бар «Нейкл». Нам приходилось бывать там раньше. Этот бар находится на Ладлоу-стрит, к югу от Хаустон-стрит; там есть отдельные кабинеты, бильярдный стол и два игровых автомата, а на стенах развешены картинки в стиле поп-арт. В выходные мы всегда уходили отсюда не позже девяти, а по будням сидели допоздна. Этот бар внесен в справочник «Прогулки по Нью-Йорку». Поздно вечером в выходные здесь можно увидеть столько немцев, что начинает казаться, будто вы попали на сборище молодых нацистов.

Войдя в помещение, я сразу заметила у стойки Сару: она разговаривала с невероятно худым смуглым парнем. Я порадовалась, что на мне была кричащая, безвкусная одежда сексуально озабоченной девчонки. Парень мне улыбнулся, а Сара сказала:

– Привет, Ар. Это Джош Малански. Мы вместе учились в Колумбийском университете. Вот – только что столкнулись на улице, и я пригласила его составить нам компанию.

Малански. Должно быть, соплеменник. Что определенно вдохновляет. Начиная с пятнадцати лет я уже на десятой минуте знакомства с интересующим меня парнем задавалась вопросом: не еврей ли он? Едва поняв, что передо мной еврей, я даю волю фантазии, придумывая наше совместное будущее. В голове возникают картины нашей свадьбы с участием главного раввина: родители проливают слезы умиления, а жених бросает под ноги бокал, который со звоном разбивается.

Это не значит, что я не разденусь перед чужаком. Разумеется, разденусь. Просто это корни, которые о себе напоминают… Никогда не смогу себе представить, что в отношениях с неевреем[35]у меня есть какие-то перспективы. Как бы хорош он ни был, он все-таки гой. Мы можем трахаться, как дикие вепри, и не важно, насколько хорошо нам будет. Ведь я все время буду пытаться отогнать от себя видение рыдающих родителей, узнавших, что я полюбила чужака, и проклинающих меня. Я буду представлять себе, как мы венчаемся в одной из церквей Лас-Вегаса – такой, где заключаются вынужденные браки и кишащей неопрятными новобрачными из числа белых босяков.

Я уселась на высокий табурет рядом с Джошем и заказала виски «Джеймсон» со льдом. Это Сара приучила меня к такому напитку. Она сказала, что от него становишься настолько крутым, что и не подступиться. Вкус у виски был отвратительный, но я рассудила, что за все надо платить.

Когда бармен поставил передо мной бокал, я заметила, что Джош пьет безалкогольное пиво. Это меня заинтриговало. Может, алкоголь творит с ним что-то ужасное? Единственное, что возбуждает меня больше принадлежности к еврейству, – это мучительное загадочное прошлое.

– Чем ты занимаешься, Джош? – спросила я.

– Играю на барабане в трех группах и работаю в издательстве «Кинко» на Хьюстон-стрит.

– А правда то, что говорят о барабанщиках?

– А что о них говорят?

– Что все они неуравновешенные, непостоянные и легко возбудимые, как в английской рок-группе «Спайнэл Тэп».

– Пожалуй, этот стереотип не лишен смысла, – сказал Джош, усмехаясь. – Большинство моих знакомых барабанщиков именно такие. Хотите посмеяться, девчонки?

– Конечно, – сказала я.

– Как называется чувак, околачивающийся около музыкантов?

– Ну и как?

– Барабанщиком.

Я улыбнулась. Сара фыркнула.

– Если барабанщик пускает слюни с каждой стороны рта – что это может значить?

– И что же?

– То, что сцена горизонтальная.

– Класс, – откликнулась Сара.

– А как насчет того стереотипа, что барабанщики якобы выклянчивают деньги у своих подружек? – спросила я. – Правда ли это?

– Отчасти, – сказал Джош.

– А ты выпрашиваешь деньги у своей подружки?

– У меня нет подружки.

Сара бросила на меня выразительный взгляд, потом поднялась, собираясь уйти.

– Мне надо… поупражняться на аккордеоне, – сказала она. – Приятно было встретиться, Джош. Позвони мне потом, Ар.

Мы с Джошем смущенно ухмыльнулись, и он заказал еще одно безалкогольное пиво.

– Ты завязал, что ли? – поинтересовалась я.

– Угу. Завязал с выпивкой пару месяцев назад. Я путешествовал по Южной Америке и каждый вечер напивался. А потом ввязался как-то в Лиме в жуткую драку. Вот так я и заработал это.

Он указал на шрам на левой щеке, длиной около двух дюймов. Моя вагина моментально превратилась в скважину глубиной пятьдесят футов. С тех пор как я увидела на обложке журнала «Уимен» снимок рябого Чарлза Буковски,[36]мужчины с дефектом кожи сделались для меня идолами. Чем больше шрамов, тем лучше. Эдвард Джеймс Олмос,[37]Томми Ли Джонс,[38]Джеймс Вудс,[39]Деннис Миллер, Билл Мюррэй[40]– все они заставляют меня трепетать от желания.

– А у меня есть шрам на подбородке, – сообщила я. – Упала с велосипеда, когда мне было двенадцать. – Я откинула голову назад, чтобы продемонстрировать Джошу шрам. Я всегда оцениваю перспективы романа с парнем по его реакции на мой шрам на подбородке. Если он им заинтересуется, я знаю, что мы можем связать наши жизни. В противном случае – надежды никакой.

– Довольно мило, – сказал он, одобрительно кивнув. – Мне кажется, шрамы сексуальны. Они говорят о характере человека.

Я все больше таяла от этого парня, и чем дальше, тем мне рядом с ним становилось все лучше. Выяснилось, что он родом из Теллюрайда,[41]последние семь месяцев путешествовал, а сейчас живет с друзьями в Уилмсберге. На губах Джоша мелькала добрая улыбка, а по временам он разражался громким раскатистым смехом. И мне показалось, что в целом он гораздо лучше Джеймса подходит на роль бойфренда.

После третьего «Джеймсона» я предложила перебраться в кабинет в конце зала. Там я уселась, а Джош лег, положив голову мне на колени и закрыв глаза. Мне хотелось завизжать от восторга, но я и виду не подала. Взяв со стола «Виллидж Войс», я принялась листать газету, нарочно слегка касаясь страницами его рук.