Читать книгу - "Наследник Клеопатры - Джиллиан Брэдшоу"

– Печальное дело, – с некоторым уважением в голосе сказал Ани. – Нет больше великого и древнего царского рода и царицы, к которой была благосклонна сама священная богиня. Но, по крайней мере, война окончена. Спасибо за это великой богине Изиде. Не будет больше ни сражений, ни военных податей. Я слышал, римский император обещал быть милостивым.

Цезарион с презрением фыркнул.

– Цезарь Октавиан всегда был хладнокровным лжецом и убийцей.

– Думаешь, будут гонения? – с тревогой спросил Ани.

– Он никогда не выполнял обещаний, которые его не устраивали, – с горечью ответил Цезарион. – Он нарушал договоры и обвинял в этом другую сторону. Он казнил тысячи своих сограждан, хотя римляне обычно не спешат проливать кровь подданных, как они обычно поступают с чужеземцами. Октавиан объяснял это тем, что якобы вынужден пойти на жестокую расправу, однако все знают, что он оставляет у себя поместья, которые конфискует у несчастных жертв. У крокодила и то больше жалости, чем у Октавиана.

– Будь что будет, – с некоторым сомнением в голосе произнес Ани. – О казнях я ничего не слышал. Думаю, что ты спокойно сможешь вернуться домой. Хотя, если хочешь...

– А ты не слышал, что стало с детьми царицы?

Цезарион шел и вспоминал, как прощался со своими сводными братьями и сестрой, когда в июне уезжал из Александрии. Его братишка Птолемей Филадельф, которому было всего шесть лет, не хотел, чтобы старший брат покидал их, и плелся следом за ним до самой конюшни. Перед глазами юноши живо предстала картинка: маленькая одинокая фигурка в пурпурном хитоне, стоящая посреди двора. Сдерживая слезы и кусая свой кулак, чтобы не расплакаться, малыш провожал брата тоскливым взглядом.

Ани прищурился.

– Нет. Я слышал, что молодого царя не было в Александрии, когда город пал. А сколько у царицы было детей?

Цезарион в изумлении уставился на него.

– Ты разве не знаешь?

Ани раздраженно воскликнул:

– Послушай, мальчик! Я всю свою жизнь прожил в Коптосе! Я знаю, что творится в мире, причем гораздо больше, чем все остальные тамошние жители. Я никогда не упускаю случая поговорить с путешественниками и выведать у них новости. Люди, признаться, ни о ком не говорят столько же, сколько о царской семье. Но почти все, что они болтают о них, не стоит и ломаного гроша. Я знаю, что у царицы и Антония были дети, однако они никогда не появлялись в наших краях, в верховьях Нила, и сейчас уже вряд ли это произойдет.

– Но ведь Клеопатра объявила их царями и царицами!

Ани смутился и недоверчиво покосился на Цезариона.

– Я никогда не видел их имен на указах иди документах.

– Не египетскими царями! – воскликнул Цезарион. – Но царями Армении, Мидии, Македонии и Киренаики. Она себя объявила царицей царей, а своего старшего сына – царем царей!

Ани, казалось, снова удивился и некоторое время молчал. После довольно продолжительной паузы египтянин осторожно сказал:

– Кажется, что-то подобное я действительно слышал. Если не ошибаюсь, в Александрийском гимнасии было устроено большое торжество. Люди говорили, что такого пышного празднества свет еще не видывал. – Он снова замолчал, мельком посмотрев на Цезариона. – Однако во всех странах, которые ты назвал, есть свои цари, и если бы что-то из этого и вышло, то повлекло бы за собой еще больше войн. Спасибо благим богам, что из затеи Клеопатры ничего уже не получится. – Ани прокашлялся и добавил: – Боюсь, я не смогу ответить тебе, что же случилось с детьми царицы. Я слышал только о том, что Клеопатру взяли в плен, а молодого царя не было в городе... – Внезапно ему в голову пришла какая-то мысль, и он, чуть помедлив, произнес: – Может, ты знаешь об этом больше, чем я.

Цезарион почувствовал, как в боку начала пульсировать кровь.

– Что ты имеешь в виду?

– Кому, как не старшему сыну, царица могла отправить сокровища, – задумчиво вымолвил Ани. – И ты, скорее всего, надеешься встретиться именно с ним.

У Цезариона отлегло от сердца, но он предпочел промолчать в ответ.

Ани, по всей видимости, воспринял молчание юноши как подтверждение того, что его догадка верна. С недоверием посмотрев на Цезариона, он закусил нижнюю губу.

– Никогда бы не подумал, что молодой царь настолько важен для римлян, чтобы его нужно было высылать из страны с такой поспешностью, – пожав плечами, сказал караванщик. – Ходили слухи, что у Цезариона проказа и его годами держали взаперти во дворце.

Юноша бросил на него гневный взгляд. Временами он подозревал, что попытки матери скрывать его состояние только порождают ещё больше слухов, чем если бы они сказали правду. Однако такого ему еще не приходилось слышать.

– Это ложь! – возмущенно заявил Цезарион.

Ани поднял руки в знак того, что он не собирается возражать.

– Ну, если ты так говоришь, я тебе верю. Ты ведь из Александрии, а я из Коптоса, куда доходит мало новостей – только слухи от торговцев и барочников, которые поднимаются вверх по реке. И хотя я не знаю всей правды, я точно могу сказать, что лжи в этих историях предостаточно. Многие говорят, что царица – святая богиня[11]и всюду творит чудеса, другие же называют ее пьяницей и проституткой. Некоторые утверждают, что царь – это воплощение божества, а другие – что он прокаженный дурачок. Сказать по правде, жителям Коптоса это все равно. Однако даже если царь заслуживает твоей преданности, разве ты можешь быть уверен в том, что он примет тебя с распростертыми объятиями? Сейчас, когда ты явишься к нему без денег и к тому же раненый?..

Вопрос о том, что же он будет делать без денег, действительно волновал Цезариона, но он не хотел думать об этом сейчас. Самая главная задача на настоящий момент – благополучно выбраться из Египта. «Поразмыслю над этим, когда достигну цели», – сказал он себе, позволив египтянину думать все, что тому заблагорассудится.

Ани еще несколько раз пытался вызвать его на откровенность, желая разузнать что-нибудь о его происхождении и намерениях, по Цезарион хранил молчание. Бок болел все сильнее и сильнее, дыхание стало прерывистым и тяжелым. Караванщик, заметив, что его состояние ухудшилось, прекратил свои расспросы.

Они шли, пока совсем не стемнело; затем остановились, чтобы передохнуть и выпить воды, и после небольшого привала поднялись и двинулись дальше. В полночь они поели лепешек с сыром и, как только поднялась луна, снова отправились в путь. Спустя полтора часа Цезарион в конце концов не выдержал и попросил, чтобы ему дали осла.

Примерно за час перед рассветом караван встал на привал. У Цезариона опять голова шла кругом от нестерпимой боли, которая пронзала его тело, он мало что понимал. Он знал только одно: появилась возможность отдохнуть от тряски, – и поэтому сполз с осла и лег на землю, сжавшись от холода в комок. Через несколько минут подошел Ани и накрыл его одеялом.