Читать книгу - "Бывшие. Первая жена - Мария Устинова"

— Вы считаете, после развода все закончится?

Тон окатывает, как кипяток. Именно так я и считала.

— Разве нет?

— У меня для вас плохие новости, Вера. Яна пытались не просто убить, а отрезать палец. Как вы считаете, для чего?

Настораживаюсь.

— Месть? — мямлю я.

— Боюсь, что нет. Доступ к отпечатку пальца Горского открывает много возможностей. Им не удалось достичь задуманного, а нам — выяснить, кто это. Это было дерзкое, не имеющее аналогов нападение, и уверяю вас, так просто организатор не остановится. У него была цель, и он ее не достиг. Понимаете? Конкретная цель, для которой был нужен отпечаток пальца Яна.

О, да, я понимала.

Это разговор первое, что выводит меня из долгого оцепенения после издевательств Горского. Хмурюсь, пытаясь заставить мозги соображать. Мне холодно и голова не варит.

— И что? При чем здесь развод?

— Дайте закончить. Тех, кто проводил кастинг мы не смогли найти, хотя проделали огромную работу. Кто-то грамотно замел все следы. Ваша вербовщица — мертва. Мелкие исполнители — тоже.

Вербовщица.

Вот как называлась работа Альбины Борисовны.

— Свидетельские показания, записи с камер — везде тупик. Против Яна работает очень профессиональный и опасный человек. К тому же мстительный, он выждал, — Герман тяжело вздыхает, — время до свадьбы и только тогда опубликовал компрометирующие записи, чтобы больнее ударить Яна, раз не удалось достигнуть целей.

— То есть слив — это просто была месть? — бормочу я.

— К сожалению, вас не просто снимали на видео, это была трансляция. В прямом эфире запись уходила на сторонний сервер, откуда ее скачали, и распространили в интернете. А также прислали партнерам, знакомым, сотрудникам Яна. Это огромный удар по репутации. Мы удалили все. Но на следующий день записи начали всплывать снова.

У меня кружится голова.

Я ощущаю себя избитой и изнасилованной — только ментально. Мне холодно, но уже не страшно. Просто тошно от себя, своего жалкого блеяния и красивого голого тела. На которое сейчас любой может посмотреть.

Опускаю взгляд.

Мне стыдно смотреть Герману в глаза. Он ведь тоже видел это видео и не раз. Рассмотрел меня во всех деталях, да?

Никогда я не ощущала себя такой грязной.

На всякий случай закрываю глаза рукавом, чтобы не плакать при телохранителе.

— Неужели вы думаете, что враг Яна остановится на этом? Я боюсь, Вера, что от вас могут избавиться, как от ненужного свидетеля, как было в случае с вербовщицей. Либо попытаются использовать снова. Но я бы не считал, что с разводом все кончится.

Правда оглушает.

Я считала дни, надеясь, что развод меня освободит. Оказалось, это свобода в темном лесу, полном голодных зверей.

— И что мне делать… — бормочу я.

— Помочь мне докопаться до правды. Если повезет, я успею выйти на заказчика до того, как Ян с вами разведется. Потому что после развода он не будет вас защищать.

Скормит меня врагам…

Ну а я чего ждала?

Я сижу с закрытыми глазами. Чтобы посмотреть на Германа требуется вся сила воли. Поднимаю взгляд, превозмогая стыд. Я думала, Герман будет меня осуждать. Может быть, насмехаться. Но у него лицо каменного изваяния. Ноль эмоций. За это он нравится мне больше.

— Я вытащу вас из дерьма, госпожа Горская. Если будете правильно вести себя.

— Зачем вам это?

— Это моя работа. Долг перед Яном.

Не знаю, чем Горский взял его за горло, но Герман всегда был предан ему. Как собака. Или, скорее, ручной волк.

— Мне нечего рассказать, — признаюсь я. — Я все сказала Яну, и если это не помогло, то уже все.

Они так никого и не нашли.

Ян страшно психовал. Как-то раз я слышала вопли за дверью, но Герман встал в коридоре и не пропустил ко мне. Муж называл меня шлюхой и орал, что убьет. Думаю, поэтому Герман не дал ему пройти.

Хорошо знает босса. Понял, что Ян всерьез…

Это было где-то через полгода после свадьбы.

Тогда снова высыпали в интернет нарезку из моих голых видео. Ян не смог оперативно их вычистить и получил «фи» от кого-то из партнеров. Напился, орал, угрожал мне.

Лучше бы скорее развелся. Но нет, с завидным упрямством Ян выслеживал и удалял видео. Я была перепугана насмерть его пьяными воплями. Пряталась, а когда затих, плакала в ванной. Еще через три месяца я попыталась убежать…

Это даже побегом не назовешь.

Скрыться навсегда я не могла — я прекрасно это понимала. Все что я хотела — сбежать из этого чертового дома и какое-то время побыть в одиночестве. В гостинице. У подруги. Хоть на автобусной остановке. Лишь бы хоть на пять минут увидеть что-то кроме этих стен.

Это страшное ощущение. Его не объяснишь. Просто в один момент я поняла, что больше не могу. Если не уйду, я сдохну.

Просто вдохнуть свободы. Подышать полной грудью.

Накануне Ян снова орал, как бешеный.

Угомонился в пять утра. И в семь я вышла из комнаты, дошла до выхода в сад… Где меня и перехватил Герман.

— Плохая идея, Вера, — предупреждает он.

А я рыдаю от отчаяния, понимая, что мне не сбежать. Еще четыре долбанных месяца Ян будет держать меня здесь.

— Я просто хочу развеяться…

— Ян запретил выходить из дома.

Это мое наказание. Иначе я не могу это объяснить. Даже в сад под охраной не выйдешь. Он просто не хочет видеть меня, знать, что я хожу по его дому.

— Вернитесь в комнату.

— Я не пойду!

— Скоро все закончится, Вера. Вернитесь.

Но я кидаюсь к двери и даже успеваю пробежать пару метров, пока Герман не подхватывает меня на руки. Относит в комнату, пока я брыкаюсь, и запирает без лишних слов. Он докладывал Яну, я знаю. Только Ян никогда об этом не говорил. Но и больше не приходил ночью.

Непоправимое случилось позже.

За два месяца до развода.

— Вера!

Оглушительный стук в дверь поднимает меня с кровати. Дверь заперта — как всегда. Ему не составит труда ее выбить, просто мне так спокойнее.

На часах — за полночь. Темень. Тишина. Даже овчарки во дворе притихли. А Ян, судя по голосу, снова пьян…

— Что б ты сдох, — шепчу я, быстро запахивая халат.

Черный, шелковый — я очень его любила. Он остался в доме Яна, как и все, что ему принадлежит.

— Вера! — орет он, как раненый медведь. — Открой!

Я жду, может, Герман вмешается? Но нет.

— Чего ты хочешь?

— Открой, сучка!

Всего два месяца осталось, думаю я, всего два,