Читать книгу - "Дом для Пенси - Анна Лерой"

с личностью отца ребенка? Тогда какое чудовище она родит? Сможет ли она петь колыбельные ребенку руинника? И что сделают люди, когда узнают об этом? Из-за ужаса Пенси не может даже закричать и позвать на помощь домработницу: она и онемела, и не желает рожать.

Но вот долгие минуты одиночества и мук завершаются — ее всё же находят. Дальше Пенси не оставляют одну ни на миг. Она кричит, мечется в постели, сжимая в руках весь видерс, который у нее остался. Ей протирают лоб влажным полотенцем, шире разводят ноги, лекарь что-то бормочет, кажется, о чем-то ее спрашивает. Пенси не уверена, что сильнее: дрожь внутреннего холода или схватки при родах. Всё вокруг как в тумане. Она кричит, делает вдох и снова кричит так громко, что в ушах стоит звон от собственного голоса.

Но когда-то заканчиваются даже самые ужасные муки. Боль внезапно стихает, хотя само тело по инерции всё еще трясет и выгибает на постели. Пенси смаргивает слезы, но увидеть может только свой живот, который стал заметно меньше, и спины лекаря и его помощника. Те о чем-то переговариваются.

— Что случилось? — громким хриплым голосом требует она ответа. И хоть ребенок ей пока не дорог, ведь ее ничего не связывает его отцом, все же этот ребенок ее. Она только что родила, и теперь она в ответе за новую жизнь. Пенси сжимает кулаки, готовая к любому ответу, но лекарь оборачивается с улыбкой на лице:

— У вас девочка. И с ней всё хорошо. У нее немного повышена температура, но так бывает…

— Дайте ее мне! — требует Пенси. Ей сейчас действительно нужно убедиться, что ее не обманывают и что она действительно родила человека.

— Сразу после того, как выйдет детское место. Роды еще не окончились.

Тетушка-домработница протирает ей лицо и шепчет, что всё хорошо, что роды проходят правильно. Это щебетание неожиданно успокаивает. Эта старушка уж точно не могла соврать, если с ребенком действительно что-то не то. Пенси прикрывает глаза и уговаривает себя потерпеть еще немного. Удивительно, но ее не мучает холод, только дискомфорт и спазмы. Она настолько глубоко погружается в собственные ощущения, что не сразу понимает, что на грудь положили нечто горячее и живое, нечто пахнущее кровью, водой и — неожиданно — солнцем. И Пенси широко распахивает глаза, чтобы посмотреть на дочь — на ее собственную человеческую дочь. Она мягкая и горячая на ощупь, с покрасневшей кожей, сбившимися темными мокрыми волосиками на голове. Сложно сказать, какого они оттенка, и Пенси гонит от себя мысль, что они вполне могут быть цвета спелой вишни.

***

Дни бегут. Деревья сбрасывают последние листья, по ночам покрываются узорами первого инея окна дома, а очаг нужно топить всё больше и больше. И теперь появляется кошмар, который оказывается нестрашен. Просыпаясь, Пенси старается остаться на границе сна и яви, затянуть то странное ощущение, с которым чьи-то пальцы — ее или просто выдуманного человека — держат холодный камешек, окруженный теплом. Ах, если бы такая дивность существовала, то она верно помогла бы справиться с любой зимой и с любым внутренним холодом! Но сон истончается, возвращая ее в настоящее.

Пенси требуется больше месяца, чтобы прийти в себя и наладить быт вокруг. У нее никогда не было своего дома. А память о многом из ведения хозяйства стерлась, как не важное для охотницы. Всё нужно узнавать заново: как вести хозяйство, что необходимо для жизни. Но со временем дела налаживаются, страх не справиться отступает. Теперь она позволяет себе читать книги и качать колыбель. А ведь сначала казалось, что стоит ослабить внимание — и с ребенком случится непоправимое. Но обошлось.

По краю кроватки из светлого дерева идет ряд рисунков и знаков — здесь собраны все символы для детского здоровья и хорошего сна. Ее дочь до сих пор не имеет имени, просто потому что Пенси не знает, как ее назвать. Иногда ей кажется, что проще найти отца малышки и спросить у него, чем думать самой. Правда, вопрос об отце по-прежнему не определен. В колыбели дочка почти слепо жует кулачок и стучит ножками. Обычный человеческий ребенок — милый, пухлый и розоватый. Она пахнет молоком и травами, которыми обмывает его тетушка, помогающая Пенси по дому. Девочка тихая и спокойная. Редкие гости восхваляют предков по этому поводу. Ведь это замечательно, когда ребенок дает матери заниматься чтением и домашними делами, не хнычет, не болеет, не капризничает.

Пенси обычно молча улыбается, когда начинаются подобные разговоры. Она-то знает, что сделала всё ради здоровья ребенка. На груди у малышки кулон: узкий деревянный стержень — размером не больше мизинца — на серебристой витой цепочке. Так что заболеть ребенку невозможно. Веточка видерса помогала и во время беременности, и при родах, а теперь поддержит ребенка в жизни. Даже то, что у Пенси так мало молока, а скоро оно и вовсе пропадет, ничуть не страшно, малышка отлично ест смеси и кашки, которые советует лекарь. Чудеса да и только. Казалось бы, какая печаль ни приключится, видерс поможет всегда. Да только не по силам легендарному дереву всё в жизни человеческой расставить по местам. Вот Пенси и хмурится, качая колыбель.

Она получает письма от сестер с братьями. Родители приезжают сразу же после весточки о родах и остаются едва ли не на месяц. Мама нянчится с внучкой, когда та не спит, и учит ее подмигивать голубыми, пока еще ничего не соображающими глазками. Отец приводит в порядок дом, а перед отъездом пытается, как бы невзначай, оставить за хлебницей на кухне туго набитый деньгами кошелек. Конечно же, Пенси находит его раньше, чем было рассчитано.

— Да, деньги нужны, — жалуется она матери, когда отца они отправляют на рынок за погремушками и молоком. Матери почему-то поплакаться о проблемах проще всего, да и спросить о ее опыте не лишнее.

— А как ты справлялась? — ждет она совета, пока в маленьком заварном чайничке настаивается пряная жидкость, а мать дымит тонкой сигаретой в приоткрытое окно. Сквозь щель чувствуется, как на самом деле холодно на улице. В Тамари зима только готовится прийти, а к Людоедскому перевалу, скорее всего, уже и не подобраться, замело все тропы.

— Мы с Рэмом были молоды и глупы, наверное, только это и позволило нам продержаться. К первому ребенку никто не был готов. Осенью мы, как обычно, ждали зимнего сезона. И вдруг выяснилось, что я беременна.

— В Черный